Здесь не было и того слабого магнитного поля, умеряющего силу мышц, которое имелось на станции, и только фал, связывающий его с проводником, спасал от падения в трещины. От частой смены света и темноты в глазах мерцали красные, многократно повторенные очертания каменных нагромождений, но Тронхейм упрямо проводил измерения, пока не прошел по диагонали всю поверхность над станцией, спрятанной в глубоких недрах скал. Они вышли ко второму шлюзу и спустились вниз на лифте. Когда воздух в шлюзовой камере достиг кондиции, проводник быстро снял с себя шлем и вытер рукавом струящийся по лицу пот.
– Ну и задали вы мне работенку, доктор. Сколько раз я думал, что вам каюк. Нет, смотрю живой, карабкается. Прибор-то хоть целый?
Эрих осмотрел универсальный интегратор. Все датчики были в полном порядке и кроме небольших царапин на приборе ничего не обнаружил.
– Просто чудо какое-то, – удивился проводник. – Везучий вы, доктор!
Самые тщательные обследования космобиологических условий проводились и раньше. Тронхейм проверил все показатели снова. Никаких аномальных отклонений не оказалось. Эрих поднялся из-за стола. Все. Не осталось ни одной не проверенной версии. Даже Анри Фальк со своей гипотезой света и тени оказался неправ. После такой встряски, какую он получил на поверхности, Эрих почувствовал себя лучше, и психограмма, снятая сразу после возвращения, подтвердила это. Правда, есть еще версия Рея О’Брайена. А если действительно источник болезней биолог и директор станции – профессор Лумер? Не потому ли все трепещут при одном упоминании его имени? А настойчивые советы Элси уехать со станции, ее испуг? Нет, какая-то логика в этих рассуждениях есть! Может быть, таким способом профессор Лумер отделывается от неугодных ему сотрудников? И Элси знает это или догадывается?
Эрих сжал виски. Последние дни головные боли усилились. Не помогали ни химические, ни физические средства. Тронхейм прошел в жилую комнату и сварил кофе. Две чашки крепчайшего напитка взбодрили его, и он снова обрел способность критически осмысливать ход своих рассуждений. Нет, Элси ничего не знает. Скорее, она сама жертва воздействия, хотя, возможно, иного плана. И садовник тоже. Эрих положил на стол психограммы мисс Лумер, Лемберга, Кэлкатта, Келвина и свою. Три первых различались незначительно, по отдельным деталям и интенсивности. У Кэлкатта срезанность пиков наименее выражена и воздействие могло сказаться даже благоприятно, умерив его темпераментность. Хуже обстояло дело с садовником и особенно с Элси, но у них в большей ли, в меньшей ли степени блокировано по два–три нервных центра, тогда как у Келвина и самого Эриха – семь, восемь! Значит, прогрессирование болезни зависит и от степени торможения нормальной деятельности нервных центров, и от количества блокируемых центров. Но возможен ли такой узкий спектр избирательности воздействия при применении химических веществ? На это можно ответить определенно – нет. Те же наркотические средства воздействуют на все центры нервной системы. Из всех косвенных методов воздействия на психику избирательностью обладает только гипноз, но если это так, почему гипнотическое воздействие Лумера не улавливает стерегущая система?
Эрих вздохнул. Нет, так можно забраться в дебри подозрений, не имея никаких улик, тем более, что никто из больных не жаловался на плохое отношение со стороны директора станции. И вдруг его поразила простая мысль: он стирает память! Ведь Келвин боялся! Астронома бросало в дрожь при одном упоминании имени Лумера! И садовник сразу же после визита Тронхейма к профессору стал жаловаться на провалы памяти! Так, допустим такую версию: каким-то неизвестным науке способом Лумер расправляется со своими противниками или просто неугодными лицами, лишая их рассудка, а чтобы не вздумали жаловаться, стирает их память. С нужными людьми он поступает по-другому. Просто подавляет волю и память. Если это не дикий бред, то такая версия легко объясняет все случаи. Тронхейм поднялся и взволнованно заходил по комнате, анализируя свои отношения с Лумером. С самого начала они складывались неудачно. У профессора были причины невзлюбить его, начиная со “старикана”, не говоря уже о том, что он мог почувствовать в Эрихе серьезного противника. Директор был корректен, вежлив, но старательно избегал с ним общения. Только один раз он сорвался, когда Тронхейм обследовал садовника в оранжерее, но это как раз легко объяснимо: оранжерея любимое детище профессора, а какой научный работник будет показывать свою кухню прежде, чем опубликует результаты исследований и закрепит таким образом свой приоритет! С какого же момента началось Это? Наверное, с разговора о Келвине и садовнике. Эрих полистал записи. Все сходилось: первая ночь с неприятными снами, потом внезапная потеря памяти садовником и дальше хуже с каждым днем. Эрих тряхнул головой, стараясь дать своим мыслям иное направление.
Второй день не показывалась Элси. Не отвечала она и на вызовы. Правда, у нее сейчас работы по горло: Джеймс Келвин так и не дождался приезда планетохода. Буйное помешательство. Все получилось так, как и предполагал Тронхейм. Впрочем, и сам он не далек от этого. Хотя его последняя психограмма не зафиксировала угрожающие отклонений, но болезнь прогрессирует, и кто знает, сколько он может продержаться… Эрих усмехнулся, вспомнив о жетоне, который давал ему право неограниченной власти на станции. Что он сможет сделать без доказательств? Надо держаться! Держаться любой ценой, пока не удастся получить твердые улики преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28