По мере продвижения к центру диска воздух становился все разреженней, а столб темнее. Наконец Зеро остановился, с минуту вглядывался в неопределенную глубину столба. Взгляд его потерялся и… он испытал сильнейшее чувство – «ужас бесконечности». И Зеро повернул обратно, поспешил к горизонту обширного, почти бескрайнего белого поля…
Из Большого грота подземный ход длиною около семи километров ведет к развалинам малоизвестного мазара Урбекир-Баба. В конце подземного хода есть водоем. В нем отвратительнейшая, но совсем безвредная вода… А в развалинах Урбекир-Бабы есть заброшенный колодец с такой же вонючей водой… Из водоема, который находится в конце семикилометрового подземного хода, довольно легко можно перенырнуть в колодец. Ну и обратно…
8
О злоключениях Станислава Юлиановича Кобальского-Зеро Эпсилон рассказывал часа три.
Словно сожалея о том, что он с таким жаром и подробностями все выложил нам и не оставил ни малейшей тайны, Эпсилон-Кобальский глядел на море. Сидел, обхватив колени руками, сопел и молчал. И все думал, думал и по временам вздыхал. Очень ему хотелось рассказать, и он рассказал. А зачем? Ну это еще ладно: рассказал… А вот как рассказать о всей долгой жизни Кобальского, которая была и его прошлой жизнью и которую он помнил. За которую он вроде бы и в ответе, хотя сам, лично Эпсилон, тогда и не жил. А прожито не так, совсем не так… И не вернуть и не переладить все. Вот и выпалил про этот грот, и сил не стало, пусто…
Может быть, он совсем о другом думал. Но, по-моему, об этом…
Георгий-нумизмат тоже молчал, только изредка менял позу, лениво, как старый волк, глядел по сторонам; лежа на боку, что-нибудь трогал на «трапезном ковре». Жевал.
В глаза друг другу мы не глядели, будто совершили какой-то постыдный поступок. Только раз перехватил я взгляд нумизмата, открытый, пристальный.
Я нарушил молчание:
– Лучше нам всем вернуться. И вам ни к чему лететь куда-то и увозить то, что не продается.
Они оба продолжали молчать.
Через минуту я спросил:
– Станислав Юлианович, а что это такое все-таки, ледяной телескоп?
Не сразу, нормально, по-человечески он сказал:
– Станислав-Зеро считает, что это своеобразная телепортационная установка… – скромно прокашлялся. – Некогда на Земле побывали пришельцы, которые при помощи этого телескопа в виде сигналов отправились обратно к себе домой. Понятно, там у них, на планете, при помощи такого же телескопа (или подобного устройства) сигналы преобразуются в живые физические структуры… А опережающее и отстающее отображения – это всего лишь эпифеномен, частное следствие одного из свойств телескопа, а именно: совершать информационные преобразования…
– Вашей эрудиции можно позавидовать, – сказал я Кобальскому.
– Эрудиция – ерунда! – снова оживляясь, убежденно ответил он. – Весь разум человека – вот это драгоценность! А одна эрудиция… – Он лениво махнул рукой. – Вот тот крепкий фанерный ящик мы везем… В нем что? Не знаете? В нем тот рой, о котором я упоминал. Правда, штука удивительная!.. Станислав-Зеро от того роя капель – это не просто обычные капли! – научился почерпывать такие знания!.. Все зависит от первого вопроса. Ответ роя тоже и ответ, на который у тебя обязательно возникнет несколько вопросов. И тебе надо выбрать – задать один, а не сыпать градом вопросов. Потому что обязательно получишь такой ответ, который вызовет у тебя слишком много вопросов. И трудно будет выбрать один… Тут всегда задача – углубиться в проблему, свести диалог с роем «в клин», то есть быстрее получить однозначный ответ… Главное, что все потом помнишь! Конечно, прежде чем занимать внимание роя, самому надо кое-что знать. Или надо иметь проблему, загвоздку. Если бы не этот рой, Станислав-Зеро так и не понял бы, что это такое – я имею в виду масс-голограф – и как с ним работать.
– Рой, значит, что-то вроде ледяного телескопа? – спросил я.
– Нет… От телескопа эрудированным не станешь. Хоть сто лет перед ним стой. Так, по-человечески умней, мудрей будешь… А рой дает именно эрудицию, и колоссальную! Особенно если самому кое-что подчитывать.
– Да, – сказал я, – есть такие орешки, которые и ледяному телескопу будут не по зубам.
– Ты это что имеешь в виду? – зло насторожившись, тихо спросил меня Кобальский.
– Я хочу сказать, что если б Станислав-Зеро махнул рукой на опережающего, он давно уже околел бы в гроте.
– Максим считает, что он среди нас опережающий, – глядя мимо меня, как будто бы совершенно равнодушно проговорил нумизмат. – А мы «орешки», которые все еще заблуждаются.
– Я считаю, Георгий Николаевич, – сказал я, – что в гроте Кобальский кое-что понял. Но его упорно и умело сбивают с толку. Как только он выбрался из грота…
– То есть? – резко спросил он.
– То есть?.. А то и есть, что побег и вывоз не выгорят.
– Почему же?
Я засмеялся.
– А-а!.. Все Кобальские кое-что поняли. А я теперь одинок. Ну и хитер!.. – предельно сдержанно протянул нумизмат.
– Не понял… – сказал Кобальский.
– Льет воду… Разве ты, Станислав, не чувствуешь, как он гладит тебя по голове.
– Меня гладить – руки отсохнут! – возмутился Кобальский.
– Боюсь, он всех вас собьет с толку.
– Так надо разрядить атмосферу. Ну и что ты тут нам объяснял, гражданин опережающий, а?..
– Я хотел сказать, – равнодушно проговорил я, – что Станислав Юлианович Кобальский-Зеро сюда не приедет: в свое время опережающий оставил в нем неизгладимый след.
– Да мы с ним две капли воды! – объявил Эпсилон.
– Ну… две не две… – покачал нумизмат головой. – А терять голову не стоит. Она вам, Эпсилон, еще пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32