Двигался Кусай как будто неуклюже, но временами совершал столь стремительные перемещения, что становилось ясно – грузность его лишь мнимая.
Почему он не бросился на Ивана, как обещал Александр, неизвестно. Вместо того чтобы мстить за попавший в бок камешек, зверь вышел на тропинку, сел по-сурочьи, сложив на животе лапки, и просительно пискнул. Иван живо вспомнил, во что превращаются укушенные этим «мангустом» конечности, и в первый момент напрягся. Однако, видя, что немедленная атака не грозит, опустился на корточки и протянул зверю руку, ласково приговаривая какую-то чепуху про хорошего парня и славного песика. Кусай обнюхал пальцы, потом лизнул ладонь… и с того момента сделался с Иваном неразлучным. Это выяснилось, когда вздремнувший часика четыре имяхранитель вышел из отведенной ему каморки (к слову, все той же, где он провел первые полчаса в храме Цапли, только уже оборудованной кроватью и столом) и обнаружил Кусая у порога. Зверь хрюкнул и приветственно ткнулся носом в ногу Ивана. Умилившийся имяхранитель потрепал его по морде.
Моцион после сна они совершали вместе.
Время от времени зверь куда-то ускользал, а когда возвращался, морда его была испачкана в земле, а челюсти что-то аппетитно пережевывали. Иван, растроганный почти собачьей верностью «мангуста», справился на кухне, чем, за исключением молока, любит угощаться Кусай. Оказалось, что моллюсками, рыбой и вялеными осьминогами. Посчитав, что осьминоги предпочтительнее, Иван выпросил у кухарки целый фунт этого лакомства для Кусая, лимонад и бутерброды с сыром – для себя и отправился подальше от посторонних глаз заниматься ежедневной тренировкой.
Тренировки – растяжки, прыжки, изометрическая гимнастика, акробатика, бег, метание различных снарядов, способных быть смертоносными, и прочее в том же духе он ненавидел, как каторжник ненавидит свои кандалы и норму в каменоломне. Но пропускать, за редким исключением, себе не позволял. Дисциплина в отношении этих обязательных упражнений жила у него где-то глубоко внутри, глубже даже, чем ненависть к ним.
Посчитав, что удалился от жилых корпусов достаточно, Иван сбросил сандалии, поставил их под приметное дерево, сверху аккуратно уложил рубашку и брюки. Придавил стопку одежды флягой и мешочком с осьминогами, по привычке поддернул полосатые купальные панталоны, поправил кистень, закрепленный на предплечье, и предложил Кусаю:
– А теперь догоняй!
После чего зарысил по замечательно выметенной туфовой дорожке.
Удивительно, однако коротконогий и заметно косолапящий зверь ничуть от него не отставал, а временами даже вырывался вперед. Обогнав Ивана, Кусай непременно оборачивался, и имяхранитель мог поклясться, что при этом в глазах у негодника светилось торжество. Так они мчались минут около десяти. Ухоженная дорожка давно закончилась, превратившись в наполовину заросшую травой стежку, когда Ивану показалось, что он слышит удары металла по камню. Он без раздумий переменил направление бега и вскоре оказался возле стены. Теперь стало совершенно ясно, что долбили именно ее. Иван нехорошо ухмыльнулся и побежал вдоль стены, на звук. Еще через минуту-другую выяснилось, кто этим занимался.
– Ты чего творишь, привратник? – спросил Иван все еще прерывистым после бега голосом. – Ошалел?
Александр вздрогнул от неожиданности, очередной его удар, нацеленный на расширение свежего пролома, пришелся вскользь. Брызнули желтые искры, заклубилось облачко пыли. Уже в следующее мгновение Планид оправился, перехватил поудобнее узкую кувалду на длинной ручке, какими орудуют железнодорожные рабочие, вбивая в шпалы костыли, и молча двинулся на имяхранителя. Намерения его были столь очевидны, что их сумел бы распознать даже самый тупой безымянный.
Дальнейшее заняло менее минуты. Началось чередой страшных ударов кувалдой, а закончилось одним ошеломительным тычком в солнечное сплетение привратнику. Единственное, что более-менее запомнилось Ивану из этой минуты, был пронзительный визг Кусая, бестолково метавшегося под ногами противников. Визг оборвался в тот момент, когда Александр, сдавленно крякнув, осел на землю и привалился плечом к стене. Иван вырвал из его ослабевшей руки оружие, откинул подальше, а потом присел, зажал в кулак потные волосы горбуна и с силой потянул, заставляя откинуть голову назад. Тонкие, бледные губы Планида разошлись, обнажив некрупные и не слишком ровные зубы. Глаза привратника были закрыты, тонкое свечение Имени полностью угасло, словно впиталось в овчину душегрейки. Вряд ли кто-нибудь способен был сейчас узнать в нем полноименного.
– А теперь давай без утайки, – сказал Иван жестко. – Какого дьявола ты это делаешь?
– Да пошел ты, обломок, – без выражения ответил Александр и попытался отвернуться.
Имяхранитель сжал волосы крепче, дернул так, что голова привратника чувствительно ударилась о стену, и вдавил предплечье в его напрягшееся горло.
– Мы здесь не в казаков-разбойников играем, эв Планид. Может быть, ты не понял, так я объясню. Мне поручено задание, выдан за него аванс. Поэтому я в данный момент не обломок, а официальный карающий орган настоятельницы Ипполиты. Причем орган, наделенный весьма широкими правами. Если решу, что ты, дружок, представляешь опасность для Цапель, раздавлю тебе кадык, и дело с концом. Учти, к тому идет. И еще учти: максимум того, что мне за это грозит, – вышибут из храма без выплаты оставшегося гонорара.
– Дави, – прохрипел Александр. – Дави, сволочь! А только я для тебя и рта не раскрою.
Иван грязно, по-матросски выругался, засадил кулаком привратнику в челюсть, так что тот враз обмяк, и поднялся с колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155