Имяхранитель бросился туда.
Троица «диких» медленно надвигалась на Феодору. (Опять три, мелькнула у Ивана мысль, опять на нее.) Девушка крошечными шажками отступала и ласково уговаривала безымянных успокоиться, называя милочками, лапушками и умницами. Уговоры словно падали в бездонную яму.
Иван пронзительно свистнул, чем сразу же привлек внимание «диких» к себе.
– Пшли прочь, быстро! – Он погрозил гигантским бабам кулаком. Кличек их он доподлинно не помнил, знал только, что похожи на «Бару», поэтому выкрикнул первые пришедшие в голову: – Дара! Мара! Прочь! Живо, живо!
«Дикие» утробно зарычали и переменили направление атаки. Теперь их целью стал имяхранитель, и это заставило его самодовольно ухмыльнуться. Феодора обрела временную безопасность, а большего ему и не требовалось.
Он стряхнул с запястья деревянное кольцо, укрепленное стальным ободком, и катнул в сторону «диких».
Водящие на безымянных всегда оказывали ошеломительное действие. Вот и сейчас рванувшаяся на «диких» гигантская рука в два человеческих роста высотой, собранная из черного тумана и каких-то не то паутин, не то перепонок, заставила их пронзительно завизжать. Секунду назад храбрые и могучие, а сейчас напуганные до смерти бабы сбились в кучу и вопили от страха. Безымянные, как и дети, жутко боятся непонятного.
Иван спокойно миновал их, взял дрожащую Феодору за руку и повел прочь.
Из-за толстенного бука навстречу им вышагнула Бара. На водящего она даже не покосилась.
– Бара, – сказал Иван спокойно, – Бара, уйди. Иначе я тебя убью.
Та облизнулась, отрицательно помотала головой и прыгнула.
Иван встретил ее выброшенными кулаками. Кулаки врезались «дикой» точно в грудь. Любой женщине такой удар причинил бы страшную боль, но чудовищные груди-полусферы Бары не имели ничего общего с молочными железами: они состояли как будто из твердого дерева. Бара лишь слегка отшатнулась, а затем провела серию размашистых ударов, нацеленных Ивану в лицо и горло (он уклонился ото всех), проскользнула под кистенем и в красивом нырке смахнула кольцо водящего в сторону. Пугающая черная рука сейчас же начала таять, а «дикие», освободившиеся от первобытного ужаса, с торжествующими криками побежали на имяхранителя и Цаплю.
Иван до последнего момента рассчитывал обойтись без крови, но сейчас надежда на мирный исход растаяла – так же быстро, как лишенный своего кольца водящий. Навстречу «диким» полетели фрезы. Одна из баб погибла сразу, фреза перерубила ей горло. Вторая, более везучая, лишилась уха: отточенный зубчатый диск срезал его начисто и воткнулся в ствол дерева. Третья, самая быстрая, налетела лбом на шишку кистеня. Иван отдернул Феодору с пути ее рушащегося тела и больше не обращал на покойницу внимания, занявшись безухой. За считаные мгновения имяхранитель вышиб ей нижнюю челюсть, перебил обе ключицы и раздробил коленную чашечку. Однако, даже страшно искалеченная, она продолжала тянуться к нему – и тогда он двинул кулаком ей по темени, превратив островерхий колпак в гармошку.
Когда Иван отступил от поверженной противницы, еще продолжавшей слабо шевелиться, за спиной его влажно хрустнуло. Этот же звук он слышал несколько дней назад, когда Бара добила парализованного горга. Имяхранитель выдохнул сквозь зубы, выругался и медленно повернулся. Спешить больше не было смысла.
Бара стояла, держа на вытянутых руках обмякшее тело Феодоры.
– Положи ее, – сказал Иван, – и подойди ко мне.
Бара была чрезвычайно сильна, чуть менее быстра и совсем не имела рукопашной подготовки. Иван вначале измотал ее бросками, подсечками, ударами по низу живота и по печени, а после – тяжело дышащую, но все такую же несломленную – шмякнул лицом о дерево – то самое, в которое воткнулась одна из фрез. Зубчатка пришлась Баре точно в переносицу.
Когда Бара испустила дух, из зарослей выбежала маленькая вонючая старуха, дрессировщица «диких», и, рыдая, набросилась на Ивана со смешной тонкой плеткой. Он безропотно терпел удары, лишь прикрыл одной рукой глаза, а другой пах. Он понимал, что его теперешняя покорность – мизерная цена, которую он может заплатить этой женщине за убийство воспитанниц. Однако больше ему нечем было расплатиться. Умирать он не хотел, а деньги… Вряд ли старуха приняла бы от него деньги.
«Кто? – думал он, морщась от обжигающей боли и еще больше от душераздирающего плача дрессировщицы. – Кто их натравил на меня, мать вашу?»
Ответ у него был, но он не решался в этом признаться даже самому себе.


Зверь у ворот

Иван лежал на полу раскинув руки и наблюдал за своими гекконами. Во время его отсутствия животные ничуть не отощали, благо пищи было в достатке. Домработница, как он и наказывал, не закрывала окон. Всевозможная крылатая мелочь с успехом выполняла роль живого корма для ящерок.
«Кусая бы сюда», – подумал Иван и вздохнул. Оказывается, он чертовски привязался к этому неуклюжему любителю вяленых осьминогов. Почти так же как к…
– Ну давай не трусь! – приказал он себе. – Назови это имя.
Язык не слушался, словно онемел. Тогда Иван начал вспоминать, что случилось после того, как старуха с плеткой перестала его бить.
Он собственноручно перетаскал тела «диких» на ледник, а единственную оставшуюся в живых, безухую, – к храмовому врачу. Туда же, куда первым делом отнес Феодору. Врач немедленно послал своего помощника за настоятельницей.
– Что произошло? – спросила Ипполита и наставила на Ивана палец. – Что, горг вас раздери, произошло, имяхранитель?
– Вам лучше знать, – глухо сказал Иван. – Видимо, то, что вы подразумевали, когда сказали, что Феодоре императорской избранницей не бывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155