Да вы, поди, и не ели еще сегодня толком?
Иван неопределенно качнул головой и развел руками.
– Я права, – заключила архэвисса. – Пройдемте на веранду. Предпочитаю устраивать трапезы именно там. Люблю, знаете ли, свежий воздух.
Они двинулись к дому.
– Виктор, мальчик мой, – нахмурилась Люция, когда они оказались перед столом, – ты-то куда? Не спеши-ка усаживаться. Тебе, знаешь ли, необходимо сначала привести в порядок лицо и руки и сменить одежду. От тебя, прости, пованивает. Изволь, милый внук, следовать заведенным в доме гигиеническим и эстетическим правилам. Шагом марш в ванную!
Вик испустил вздох страдальца и побрел в дом.
– Славный парень, – сказала эвисса Комнин, когда он удалился. – Самостоятельный. Независимый. Представляете, возомнил, что богатство, нажитое предками, тратить на собственные нужды предосудительно. Результат налицо. Вместо внука-кадета, каким он был совсем недавно, я имею сейчас внука – стихийного анархиста. Шляется по улицам, дружит с какими-то одиозными субъектами, едва ли не безымянными, и уж, разумеется, поголовно непризнанными гениями. Под лавками ночует. Прудона почитывает, Бакунина. Откуда литературу берет, понятно – со всеми местными контрабандистами на короткой ноге. За Пределами бывал, о том знаю доподлинно. Я пока что не препятствую, пусть живет, как считает правильным. Конечно, до тех пор пока бомбы мастерить не начнет.
– Бомбы внутри Пределов не взрываются, – резонно заметил Иван. – Во всяком случае, сколько-нибудь годные к скрытому ношению. А такая, которая взорвется, должна быть размером… да почти с этот стол. И веса соответствующего. Для самодеятельного террориста мало подходяще.
– Знаю, знаю. Но что, если эти сбрендившие колоны в самом деле непризнанные гении? Откроют какой-нибудь кардинально новый закон природы и – бум! Полгорода на воздусях.
– Вряд ли, – протянул имяхранитель с сомнением.
Сомнение в первую очередь относилось к собственным его словам. В голову настойчиво лезла мыслишка о том, что Вик отнюдь неспроста крутится возле таксомоторов. Чем автомобиль не адская машина? Тут вам и убийственная начинка, сокрытая в двигателе многошагового расширения (особенно некоторым образом доработанного), тут вам и средство быстрой доставки. Тут и отменная маскировка.
«Экая все дрянь тебе сегодня мерещится», – осадил он себя и повторил твердо:
– Вряд ли.
– Ох, только этим и успокаиваюсь, – сказала Люция. – Догляд за ним, безусловно, существует. Негласный, но плотный. Хватит мне и того, что одного уже прозевала.
– Имеете в виду Валентина?
– Его. – Люция ничуть не удивилась осведомленности собеседника. – Я, признаться, всегда ждала от внуков чего-то подобного. Даже худшего, пожалуй. Понимаете, дочку, их мать, я родила нечаянно и очень поздно, мне уж изрядно за сорок было. А от кого! Извините за подробности, но это был самый настоящий жиголо – да такой, что пробы негде ставить. Вдобавок извне. Вообразите! Каталонский кабальеро, как сам он любил представляться. Этакий Гильем де Кабестань Гильем де Кабестань – каталонский рыцарь и куртуазный поэт XII–XIII вв. Кабестан – лебедка с вертикальным валом, применяемая на речных судах.

нашего времени. – Люция невесело усмехнулась. – Но, как бы то ни было, я давно уже перестала стыдиться этого.
Иван из вежливости придал лицу понимающе-скорбное выражение. Имя человека, с которым Люция сравнила своего давнего беспутного возлюбленного, было ему совершенно неизвестно. Но при этом почему-то ассоциировалось с гудением ветра в корабельных снастях, скрипом лебедок, запахом рыбы и просмоленной пеньки. Он покачал головой и сказал:
– Помилуйте, сударыня, чего вам стыдиться! Мы тут до сих пор не выродились в скопище уродов, безымянных да скорбных умом только благодаря лучшим из наших женщин. Тем, которые не боятся любить мужчин извне.
– Возможно, вы правы, Иван. Жаль только, не в моем случае. Девочка удалась в папу. Прехорошенькая, но сумасбродная. И, к сожалению, весьма недалекая. Мне заниматься ею некогда было. Да чего там юлить, не больно-то и хотелось. Отдала в пансионат. Лет пятнадцать ей только-только исполнилось, глядь – она уж на сносях. Двойню ждет. Заявила, что понесла от самого великого князя. Помните, наверное, был тогда такой, Платон Ромас?
– Плохо, – не своим голосом сказал Иван. – Почти вовсе не помню.
– Отчего же? – удивилась Люция.
– После потери Имени и не то бывает, – буркнул Иван, пряча глаза.
– О… Я, должно быть, сделала вам больно? Простите, если так.
– Пустое. Дело давнее. Пережитое и накрепко забытое.
– Склоняю голову перед вашим мужеством, – сказала Люция торжественно. – Верите ли, всегда отчаянно завидовала полноименным. Но сама никогда не мечтала стать таковой. Именно поэтому, из-за Имени, из-за торгов. – Она умолкла. Тряхнула головой, энергично провела рукой по лицу, по глазам, словно отгоняя сонливость. Встрепенулась: – Так вот, возвращаясь к его сиятельству… У-у, великолепный, скажу я вам, был мужчина, ве-ли-ко-лепней-ший! Этакий, знаете, высоченный красавец. Спортсмен, известный дамский угодник и поэт-бунтарь. Усы как шпаги, глаза как факелы. Мефистофель! Во множестве девичьих сердец занимал он долгие годы место вожделенного сказочного принца. Однако при живом императоре и здоровом цесаревиче пребывал в роли вечного холостяка, как велит кодекс престолонаследия. Думаю, бесило это его неимоверно. Я даже помню кое-что из его стихов по этому поводу… Сейчас… Ага…
Люция нахмурила брови и продекламировала, отбивая
ритм хлыстиком:

Это –
(Слева и справа
Несутся уже на рысях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155