Серый Кит вскрикнул, испуганно оглянулся и бросил саблю. Черты его лица исказились, он обеими руками обхватил голову, раскрыл рот и истошно завыл. Кровь пошла носом у пирата, он побледнел, руки безвольно упали вдоль тела и, прошептав: «Баба в море – дурной знак!» – предводитель «джентльменов удачи» рухнул на палубу. Его душа розоватой сущностью выпорхнула к небу, солнечный зверь молниеносно прыгнул за добычей, зычно лязгнули челюсти (милая бумага, даже цепь не звенела в трюме столь оглушительно), и все было кончено.
Иван смотрел на меня внимательно, опустив страшные орудия усекновения и размозжения голов. Молчал, и лишь губы его выдавали напряженную работу мысли. Губы обломок поджал и несколько раз повел челюстью. Потом подошел ближе и, ухмыльнувшись, бросил:
– Кажется, я чего-то не знаю?
Отнекиваться смысла не было. Я лишь кивнула. Огано, глядя мне прямо в глаза, расплывался в улыбке. Кажется, я чего-то не знаю?


Облегчение + любопытство

Милая бумага, делюсь пережитым уже в спокойной обстановке, на борту «Эскипы», ставшей за недели путешествия родной. За Николайе обидно, но, думаю, старик прожил яркую жизнь, и жалеть его нечего. Иван остановил пиратский бот, подождал, когда «Эскипа», ведомая двумя последними пиратами, подойдет ближе, и коротко обрисовал им положение. Или они уходят в шлюпке на все четыре стороны, или он, разогнав бот, распустит яхту, а с нею и пиратов, на доски. Или того хлеще, просто сойдет на «Эскипу» и побросает «джентльменов» на удачу за борт, причем без всякой шлюпки. Пираты долго не могли вымолвить ни слова, но, когда в дверной косяк рубки, гудя и трепеща, вонзился огромный нож кока, со всех ног поспешили к спасительной шлюпке. Больше мы их не видели, и уверена, что не увидим в дальнейшем.
Я сыта круизом по самое горло. Больше не могу. Неспешно идем на «Эскипе», волоча бот на буксире. Огано понемногу приходит в себя и сейчас, когда над головой не давящий потолок трюма, а синее-синее небо и кругом не тесные стены, а морской простор, я получила возможность как следует рассмотреть нашего случайного попутчика. Вот что поразило меня в первый же день, когда я увидела его на палубе при солнечном свете, – светлые, невероятно светлые глаза, еще светлее, чем мои. Времени на разглядывание тогда было немного, и мое любопытство изрядно придавили отчаяние и паника, зато сейчас я только и делала, что подозрительно косилась на бородача. Кто такой этот Огано, где его дом и почему из ежедневных разговоров мне ничего не становится о нем ясно?
– Поразительное умение! – восхищалась я ночью, а Иван молча вымораживал меня внимательным взглядом. – Вот уже несколько дней мы говорим о том о сем, но до сих пор Огано даже не намекнул, кто он, откуда, кто его родители и куда он направлялся, когда попал к пиратам в трюм!
– Предлагаешь задать эти вопросы в лоб?
– Нет, но мне это кажется странным, Ваня. Если ты вынужден будешь общаться с сотней человек несколько дней подряд, в ста случаях из ста хоть что-нибудь узнаешь об их прошлом, настоящем и будущем. Один неплохо рисует и не оставляет надежд на карьеру живописца, другой обладает задатками чиновника и надеется высоко взобраться по карьерной лестнице. Здесь же полная пустота. Его ответы ничего не значат и не проливают никакого света, он человек без прошлого и без будущего. А глаза? Ты видел его глаза?
Обломок мрачно кивнул. Не обратить внимания на эти странные глаза оказалось просто невозможно.
– Я уже где-то видел этот взгляд, – задумчиво пробормотал Иван. – Только не помню где.
– Неужели на всем Перасе найдется еще хоть пара таких странных глаз?
– Буду весьма удивлен, если Фанес не сможет сосчитать хотя бы до двух, – буркнул Иван. – У природы в ходу странное правило: вещей или вовсе не существует, или их больше одного.
– Вспомни, где ты видел эти глаза!
Я умоляла, уговаривала – тщетно. Сама устала. Кажется, подняло голову мое любопытство, то самое, что несколько месяцев назад бросило меня по Ивановым следам, определило в школу фехтования и загнало ночью на пустынный морской берег. Теперь мне подавай секреты таинственного пленника пиратов!
Иван вел себя странно, а именно – спокойно. Мне казалось, что обломок должен просто вытрясти из Огано ответы на наши вопросы, но Иван вел себя холодно-отстраненно. Как-то за обедом в кают-компании спросил, где Огано удобнее сойти на берег. Тот спросил, куда направляемся мы, а узнав, что в Гелиополис, ответил, что этот порт его устраивает как нельзя лучше. Виною тому, что я чуть не подавилась, – мой неистребимый сыщицкий азарт. Милая бумага, пошло не в то горло, поперхнулась.


Любопытство + прозрение

Я извелась. Мало того, что никак не могла понять Ивана, так еще тайны Огано навалились! В последнее время мне стало казаться, что я не столько тащу обломка под венец, сколько сама неудержимо валюсь туда как в пропасть, а Иван держит меня из последних сил и не дает упасть. А вот если мой суженый превратится в медведя, в ураган или еще какое-нибудь стихийное бедствие, удержать его я не смогу ни при каком раскладе, будь мы связаны хоть десятком венцов сразу. После тесного общения с обломком это сделалось яснее ясного. И однажды, когда я чрезмерно увлеклась переживаниями по поводу Огановых тайн, Иван, усмехаясь, сунул что-то мне под нос. Я не сразу обратила на это внимание, а когда обратила, меня едва удар не хватил. Лихорадочно блестящие глаза, отсутствующий взгляд, нездоровый румянец, алчно приоткрытый рот – все это смотрело на меня с собственного лица, отраженного в серебряном зерцале.
– Дыши глубже и прикрой рот, – бросил обломок, – охолони, придержи коней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155