– Другими словами, мне предоставляется редчайший шанс опекать в ближайшее полнолуние пятьдесят очаровательных сомнамбул? – сказал Иван, едва сдержав улыбку удовольствия. «Лучшего имяхранителя внутри Пределов»! Все-таки лесть – приятная штука.
– Добавьте – нагих сомнамбул! – Ипполита со вкусом расхохоталась. – Не вы ли минуту назад мечтали примерно о том же?
– Эвисса, вы меня положительно искушаете. Но пятьдесят!..
– О, не волнуйтесь. У вас будут помощники. Во-первых, Александр – тот привратник, что встретил вас сегодня.
– Постойте-ка, – спохватился Иван. – Да ведь он же сам…
– Полноименный, хотите сказать? Пусть вас это не беспокоит. Он, знаете ль, сиамец.
– Сиамец? – Иван вопросительно приподнял брови. – Сросшийся с Именем?
– Верно-верно.
– Ага, – сказал Иван. – Понятно. Я, конечно, наслышан, что в храме Цапли уникум на уникуме. Но чтобы до таких пределов…
– Пределов? Пределов уникальности здесь просто не существует. – Эвисса вновь игриво улыбнулась. – Во-вторых, вам поможет моя правая рука – Сонюшка. Ну и, в-третьих, Бара.
Безымянная в колпаке и золотом трико встрепенулась, проурчала коротко и вопросительно.
– В большинстве случаев Сонюшка или Александр без труда заменят десятерых, – сообщила Ипполита. – Бара – тем более. Но, боюсь, не в этот раз. Бара, подойди к мужчине. Это Иван. Он друг. Его нужно слушаться. Поздоровайся с ним, милая.
Безымянная приблизилась, с благожелательным интересом понюхала у Ивана подмышки. Затем, щекоча кожу имяхранителя горячим дыханием и кольцом в носу, понюхала за ушами. Кольцо у нее, между прочим, было золотое, и брови выбриты не полностью, как у рядовых колонов, а косыми дорожками. После чего она схватила двумя руками его локоть и с неженской силой пожала.
А потом сунулась носом в пах.
Иван отшатнулся. Ему' сделалось неловко, да и, честно говоря, жутковато. Слишком уж по-собачьи это у нее получилось. «Фанес всеблагой! – подумал имяхранитель в замешательстве. – Выкармливают ли младенцев собачьим молоком?»
Кто-то явственно хихикнул.
– Э-э… Сонюшка тоже будет знакомиться? – спросил Иван, чтобы хоть немного реабилитировать себя в глазах Ипполиты.
– Простите, эвисса, но я вовсе не обещала, что он будет хоть сколько-нибудь остроумен, – нарочито громко проговорила девушка.
– Во всяком случае, он довольно находчив, – парировал мало-помалу приходящий в себя Иван. По его мнению (несколько отличному от мнения настоятельницы), эта курносая пигалица могла заменить десятерых только в одном. В едкости.
– Вы сказали – находчивость? Забавный синоним беспомощности, – немедленно отыграла та, проявив завидную реакцию.
– Я знала, что вы найдете общий язык, – заключила Ипполита уже без тени шутливости. – Впрочем, времени для общения у вас будет предостаточно. Как минимум неделя. Думаю, с избытком хватит на то, чтобы устать язвить.
Иван смутился. Ну в самом деле, разве для того он здесь, чтобы перебрасываться колкостями с какой-то девчонкой? Он сделал осторожный шажок в сторону от дружелюбно рассматривающей его Бары (тесное соседство с этим диковинным созданием действовало на него не самым умиротворяющим образом) и повинился:
– Простите, эвисса. Обычно я более сдержан. Очевидно, здешняя атмосфера содержит что-то этакое…
– Безусловно, содержит, – подтвердила его догадку Ипполита. – Поэтому извинения решительно не нужны. Вам, наверное, не терпится узнать, почему храму Цапли, прекрасно обходившемуся до сих пор без имяхранителей, потребовалась ваша помощь?
Вообще-то да, подумал Иван. Не терпится. И хорошо бы узнать не только то, что ты мне скажешь, добрая матрона, но и то, о чем умолчишь.
Он кивнул:
– Вы видите меня буквально насквозь, эвисса.
Уже закончив фразу, Иван понял, что прозвучала она довольно двусмысленно. Запросто можно истолковать как намек на то, что имяхранитель постоянно держит в памяти умение настоятельницы залезать мужчинам в мысли.
Ипполита отрицательно покачала головой:
– Насквозь пока не вижу. Займусь этим, только если понадобится. А теперь слушайте. И попытайтесь больше не перебивать.


Плевелы долой

Государственный секрет, который давно уже вышел за пределы двора и превратился в любимую тему сплетен, если не анекдотов: мужское бессилие императора. Совсем еще молодой монарх, носящий гордое имя Василий XVIII, не был способен к продолжению рода. Его не интересовали женщины. Не то чтобы вызывали омерзение, нет. Общаться духовно он предпочитал именно с дамами (юными и прелестными), с ними же играл в лаун-теннис и шахматы, ездил на конные или морские прогулки… Плотски же контактировать – ни-ни. На какие только ухищрения не пускалась вдовствующая императрица-мать, дабы пробудить в сыне мужественность, – все было тщетно. Хуже того, настойчивое подталкивание императора к чувственной близости с представительницами прекрасного пола вызывало у Василия бурные приступы бешенства, сменяющиеся периодами затяжной апатии.
Мужчинами он, впрочем, тоже не увлекался.
Деликатное обследование (император крайне нервно относился к лекарям, считая всех без разбору отравителями отца, Василия XVII) выявило, что причины кроются, скорее всего, в психике. Собственных специалистов такого профиля на Перасе не водилось, а вызывать психолога извне, как стало модно в последнее время в среде состоятельной молодежи, – избави Фанес! По счастью, императорское семя оказалось вполне годным для продолжения рода. В крайнем случае, постановил консилиум медиков-полноименных, придется воспользоваться искусственным методом зачатия наследника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155