У тебя было достаточно средств на момент вылета, даже чересчур. Документами я тебя тоже снабдил, как в аррантском, так и в зиймалльском формате. Я пола-пи тебя более разумным. Наверно, это последний раз, когда мы с тобой видимся, сын.
Я задрожал всем телом, не от озноба, не от тоскливого холода, а от какой-то ломкой судороги, изогнувшей тело и прижавшей руки локтями к бокам.
– Отец!
– Прощай, Рэмон!
Сполох острой боли пронзил левый висок. Я протянул руку к окну, а ллерд Вейтарволд повторил холодно:
– Прощай. Мы больше никогда не встретимся.
– Па-па… – пробормотал я, – никогда?!
Но было уже поздно. Мозг не сразу усвоил, что сеанс связи закончен. Сознание еще не прониклось этим беспощадным фактом. Я смотрел на окно, возле которого не осталось и намека на мощный силуэт отца. Деревянный подоконник с двумя жалкими растениями в горшочках показался особенно ободранным и нелепым. Пустым, пустым. Того, кто мог одним движением пальца, одним словом уничтожить все мои белы, – больше не было. Отныне не существует для меня. Мы не увидимся никогда. И жужжало в голове, под черепом что-то хромоногое и жалкое: никогда, никогда, никогда…
Конечно же я не сразу уверовал в это. Я попытался соединиться с ним повторно. Я вызвал образ отца, и всплыло перед мысленным взором суровое, печальное лицо. Скользнули вереницы цифр, я попытался дать подтверждение вызова, но тут же почувствовал мгновенную острую боль вдоль крупных нервов тела, в особенности – в шейном отделе позвоночника. Внутренний голос аккуратно осведомился, желаю ли я повторить запрос на сеанс связи. Я закрыл глаза и, перехватив пальцами левой руки правую руку там, где под кожей можно было прощупать процессор проклятого прибора, закричал:
– Да, да!!!
Вереница цифр вдруг вздыбилась, свиваясь в кольца, как подвергшаяся нападению змея. Код запрыгал, замельтешил, откуда-то из глубин мысленного зрения вынырнул и надвинулся на меня тяжелый, тускло поблескивающий острыми гранями куб. Стороны куба заметно пульсировали, то становясь выпуклыми, то снова опадая. Куб!.. Я знал его происхождение: это сигнал того, что канал связи блокирован. И все-таки попытался еще раз… Я протянул руку с растопыренными пальцами, как будто мог проникнуть ею в заблокированный канал связи с Самим. Сосредоточившись, я попробовал отодвинуть куб взглядом, напрягся до мучительной рези в глазах.
И тут же – со зловещим темным уханьем хищной ночной птицы – на меня обрушилась тьма. Несколько вспышек дикой боли разодрали ее, перед глазами заплясали прерывистые зеленоватые линии… Впрочем, этого я уже не почувствовал.
Позже оказалось, что я упал и ударился головой о каретку кровати, но эта – внешняя боль – была настолько несоизмеримо мала в сравнении с этой внутренней обжигающей мукой, что я даже не заметил… Каждый, кто попытался при помощи лейгумма найти несанкционированный доступ к блокированному каналу связи, знает, сколь ужасающа эта боль. Не всякое сознание может выдержать ее.
Я, впрочем, выдержал…. Очнулся, вывалился издурнотного варева при помощи нескольких оплеух. Эти затрещины были нанесены лапищей Пса. Он склонился надо мной, стоя на коленях и вглядываясь мне в лицо. Верно, вид у меня был неважный, потому что он кривил рот и негромко, себе под нос, ругался по-гвелльски. Я приоткрыл один глаз. Гендаль Эрккин тотчас же приподнял мою голову и, просунув мне между зубов бутылку с зиймалльским пойлом, влил пару глотков.
– Ну и рожа у тебя была, когда я пришел, – сказал он. – Белый, с головы кровь идет… разбил об кровать. Ты что это. Рэм? Решил башку расколоть, чтоб местным удальцам целенькой не досталась? Зря. Я, кстати, встретил хозяина. Он нас пригласил вечером на какое-то торжество. В банкетном зале будет. Гостей, говорит, – ух!
Я пробормотал:
– А почему нас?..
– Да мы ему уж столько должны, что, как говорит местная поговорка – семь бед, один ответ. А что нас пригласил? Да мне кажется, здешние заправилы хотят посмотреть на живых арранта и гвелля. Пока еще живых.
– Очень… смешно. Ты – остряк…
– Ладно. Что с отцом? Говорил с ним?
– Говорил. Отказал он. Я ничего не понимаю. Теперь с ним не свяжешься. Он заблокировал… заблокировал доступ.
Эрккин помрачнел:
– И ты пытался взломать блокировку, наложенную Предвечным? С маркировкой Высшего Надзора? Понятно, почему у тебя рожа была как у удавленника – синяя и опухшая. Я еще удивляюсь, как ты с ума не сошел или вообще не сдох.
Он помог мне сесть, а сам, налив себе водки, выпил одним глотком и погрузился в раздумья. Я смотрел поверх плеча своего спутника… Тяжелая голова Пса плавала в сизых хлопьях какого-то тумана… Он сидел, глядя в стену, и повторял, ухмыляясь во весь свой кривоватый рот:
– Ну что? Волд – он такой. А что ж? Эге. Он такой…

Глава 11
ЧУЖОЙ ПИР

Плывущий город Галиматтео, резиденция ллерда Вейтарволда
Он смотрел в стену, по которой плыли, сменяя друг друга, оптические фантазии головного процессора дворца. Вейтарволд не очень воспринимал, что именно воспроизводится там. Oн только что закончил разговор с сыном. Последний разговор?.. Быть может. Глупый мальчишка, беспокоит его по таким мелочам – нет денег, документов! Да, быть может, Рэмона в самом деле привлекут за нарушение Закона о нераспространении, и тотчас же последует его смерть, ибо Закон суров – но, возможно, так будет лучше. Ллерд Вейтарволд посмотрел на Дийтерро, бесшумно появившегося у колонны и ожидающего приказаний хозяина, и сказал:
– Меня запрашивали из Совета Эмиссаров?
– Да. И из Высшего Надзора. И глава Аколитов Пятого круга, по поручению Верховного Предстоятеля планеты, интересовался твоими дальнейшими действиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140