Как ты думаешь, он гнал корабль специально для того, чтобы попрощаться с нами?
– Мы вошли в гиперпространство. – вставила яхта. – Переход займет чуть больше пяти часов.
Моя собеседница пропустила доклад Блонди мимо ушей.
– Алексей, я знаю, для чего он гнал корабль. Он хотел сохранить секреты Компании.
– Каким образом? – удивился я, но тут же сам понял, – Хм. Возможно, Наташа.
Единственная логическая причина, по которой новый Отец не мог нас отпустить на все четырнадцать сторон, – именно сохранение тайны. Мы могли проболтаться. И привлечь к Компании нежелательное внимание. Этого, конечно, лучше не допускать.
Самый надежный способ заставить нас замолчать – ну, понятно какой. Однако мы ведь понимаем это не хуже самого Михеля. Посему, убравшись подальше, попытаемся перестраховаться – сделать так, чтобы все известное нам стало достоянием как можно большего числа людей.
То есть нечто противоположное тому, чего хочет бывший телохранитель.
Значит, ему остается лишь побыстрее заверить нас в отсутствии претензий с его стороны. Тогда мы, возможно, и оставим секреты при себе.
– Но у Михеля был и другой мотив, – продолжила Наташа, пригубив кофе. – Он чувствовал себя в долгу перед тобой.
– Ты шутишь?
– Нет, Алексей. Он человек жестокий, но не беспринципный. Мне даже кажется, что у Компании наконец появился достойный руководитель.
– Возможно. Однако этому «достойному руководителю» я никогда не смогу простить смерть Марго у меня на руках.
Моя собеседница кивнула:
– Но, несмотря на это, ты оставил его в живых. Я уверена, что он оценил твой жест. И поспешил возвратить долг.
Я задумался. В чистую благодарность Михеля мне не верилось. А вот если ее выражение совпало с интересами новоявленного Отца – тогда все может быть. В самом деле, почему бы не сделать широкий жест, если это сулит некоторые выгоды.
Тогда выходит, что со стороны Компании нам опасаться все-таки нечего.
При условии, конечно, что бывший телохранитель не передумает и не забудет о своем долге.
После кофе мне вдруг остро захотелось побыть, наедине с самим собой. Я извинился перед Наташей и ушел в свою каюту, сославшись на сонливость.
Однако уснуть я едва ли смог бы, даже изрядно постаравшись. Перед моими глазами вновь и вновь мелькали образы-воспоминания с участием Марго – то первая наша встреча у нее дома на Менигуэне, то разговор в парке, то вечер в ресторане… Моя память теперь работала против меня, услужливо воспроизводя мельчайшие подробности и оттенки минувших событий и оттого словно возвращая их в реальность. Тем горше было осознавать, что все ушло безвозвратно, осталось только безжизненное тело на моих руках.
Я поверил в сказку. Но сказка кончилась. Когда Блонди сообщила о выходе из гиперпространства, я решил сходить на смотровую палубу.
Звезды, звезды… Как вас много! Как влечете вы к себе одинокого странника – бесконечно далекие пылающие огоньки среди вечной тьмы космоса! Как маните неразгаданными тайнами и сокрытыми возможностями!
Черная бездна пространства… Я стою здесь, у самого твоего края. Заставь меня сделать еще один шаг, прими в свои объятья! Подари истомленному скитальцу утешение и покой… и забытье…
Опершись на поручень, я смотрел в невообразимую даль, а в это время откуда-то из глубин, моего сознания рождались строки:
Смолкает суета,
Стелится звездный свет,
И стынет темнота
В объятьях долгих лет.
Свобода и печаль –
Два слова и судьба.
Ломается и сталь,
Но светит нам звезда.
И этот звездный свет
Коснется наших глаз,
Рисуя нам ответ
И призывая нас.
Где море, там волна,
Где вечность, там покой,
А жизнь тревог полна,
Не бойся, я с тобой.
И камень в синеву,
И слезы в тишине.
Не бойся, я приду,
И ты поможешь мне.
На этом островке
Среди прозрачных вод
Мы словно вдалеке
От всех мирских забот.
Загадочны пути,
Но их не тронет лед.
Ты только не грусти:
Кто верит, тот поймет.
И вновь звенит хрусталь,
И вновь поет вода.
Сломается и сталь,
Но чертит путь звезда.
И этот звездный свет
Коснется наших глаз,
Прошепчет нам совет
И успокоит нас…
Прошествуют года
Под шепот гордой тьмы –
И догорит звезда,
Но вечно будем мы.
Я смотрел на Галактику.
Догорит звезда. Догорят все звезды. Вечность – слишком много даже для них. Но ты ошибался, неизвестный и давно забытый поэт, чьи стихи случайно запечатлелись в моей памяти.
Ибо для «нас» отведен в сей жизни лишь самый краткий миг, соразмерный с одним ударом сердца, и обречен он оборваться в пустоту ничтожества. Ибо «мы» – это мотылек, летящий на пламя свечи и не ведающий своей судьбы.
А звезды – эти большие свечи, в чьем пламени сгорела не одна сотня мотыльков-однодневок, – они, наверное, втихомолку посмеиваются над твоими наивными словами. Ты говорил о вечности, не познав даже мгновения; и сколь же самонадеянным виделось это со стороны…
– Извини… Я тебе не помешаю?
Рядом стояла Наташа.
Ее фраза вывела меня из странного полугипнотического оцепенения. Я вдруг понял, что совершенно потерял счет времени. Когда же я поднялся сюда? Минуту назад? Десять минут? Час?
Я не имел ни малейшего понятия.
– Скоро появится «Туман», – продолжила хозяйка, неловко улыбаясь. – Ты здесь так долго стоишь… Я уже начала волноваться.
– Сколько? – мой голос почему-то зазвучал хрипло.
– Больше шести часов. Блонди говорит, что ты даже не двигался.
Шесть часов? Без движения?! Не может быть! Если это правда, мои ноги уже должны были бы одеревенеть.
Но я чувствовал себя превосходно – словно после здорового сна. Мышцы слушались отменно, из сознания исчезла всякая муть, вернулась бодрость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106