Но все-таки опасность, по-видимому, миновала.
Уилл лепил из пластилина фигурки, а когда лепить надоедало, просил Норму почитать газеты или излюбленные «Записки Перигрина Пикля». Он слушал, ровно дыша и закрыв глаза, и Норма, взглядывая на него, не всегда могла понять, слушает ли он, или думает о чем-то своем, или просто спит.
– Как только ты поправишься, – сказала она однажды, – я увезу тебя в Англию.
Уилл промолчал.
– Как бы ты отнесся к мысли поселиться в Чешире, среди вересковых полей? – спросила она в другой раз.
Надо было отвечать, и он ответил:
– Я предпочитаю Камберленд.
– Очень хорошо, – сразу согласилась она. И вдруг просияла: – Камберленд. Ну, конечно, мы провели там медовый месяц. Боже, почти двадцать пять лет назад… Я очень рада, милый, что ты вспомнил.
– Напрасно ты думаешь, что я вспоминаю медовый месяц. Просто там скалы и море, – сказал он спокойно. – Почитай-ка мне лучше эту дурацкую историю о черепахах.
И Норма принялась читать роман «Властелины недр», печатавшийся с продолжением в «Дейли телеграф», – нескончаемый бойкий роман о полчищах неких огненных черепах, которые вылезли из земных недр и двинулись по планете, сжигая и губя все живое, пока их предводитель не влюбился в прекрасную Мод, жену торговца керосином.
Страсть огнедышащего предводителя как раз достигла высшего накала, когда в дверь постучали и вошли Али-Овсад, Кравцов и Оловянников.
– Кажется, вы правы, Уилл, – сказал Кравцов, подсаживаясь к койке шотландца. – Надо перерезать Столб атомной бомбой.
– Да, – ответил Уилл. – Атомная бомба направленного действия. Так я думал раньше.
– А теперь?
– Теперь я думаю так: мы перережем Столб атомным взрывом, и магнитное поле придет в норму. Но Столб все равно будет лезть и снова достигнет ионосферы. Снова короткое замыкание.
– Верно, – сказал Кравцов. – Как же, черт возьми, его остановить?
– Наверно, он сам остановится, – сказал Али-Овсад. – Пластовое давление выжмет всю породу – и остановится.
– На это, Али-Овсад, не стоит рассчитывать.
– Позавчера, – сказал Оловянников, – журналисты поймали Штамма в салоне, зажали его в углу и потребовали новостей. Конечно, ничего выведать не удалось, – просто железобетонный человек, – но зато он стал нам излагать свою любимую теорию. Вы слышали что-нибудь, Саша, о теории расширяющейся Земли?
– Кое-что слышал – еще в институте были у нас споры.
– Очень странные вещи говорил Штамм. Будто Земля во времена палеозоя была чуть ли не втрое меньше в поперечнике, чем теперь. Это что – серьезно или дядя Штамм шутит?
Кравцов усмехнулся.
– Не говорите глупостей. Лев. Штамм скорее… ну, не знаю, укусит вас, чем станет шутить. Есть такая гипотеза – одна из многих. Дескать, внутреннее ядро Земли – остаток очень плотного звездного вещества, из которого некогда образовалась Земля. Ядро будто бы все время разуплотняется, его частицы постепенно переходят в вышележащие слои и… ну, в общем расширяют их. Все это, конечно, страшно медленно.
– Вот и Штамм говорил, что внутри Земли возникают новые тяжелые частицы
– протоны и нейтроны, кажется, – и наращивают массу Земли. Но откуда берутся новые частицы?
– В том-то и вся сложность вопроса, – сказал Кравцов. – Я сейчас уж не очень помню, а тогда мы бешено спорили об этой гипотезе; у нас одно время преподавал ученик ее автора – Кириллова… Откуда берутся новые частицы?.. Помню разговор о взаимном переходе поля и вещества, качественно разных форм материи, этот переход и создает впечатление… как бы рождения вещества. В общем, тут совместное действие гравитационного, электромагнитного и каких-то других, пока неизвестных полей… Что говорить, только единая теория поля открыла бы нам глаза.
– Уж не хотите ли вы сказать, мистер Кравцов, – раздался насмешливый голос шотландца, – что наш дорогой Столб состоит из протонного или нейтронного вещества?
– Нет, мистер Макферсон. Я просто припоминаю гипотезу, которую исповедует наш дорогой Штамм.
– А вы что исповедуете?
– Гречневую кашу, Уилл, вы же знаете. – Кравцов взял со стола и повертел в руках пластилиновый самолетик. – Я смотрю, в вашем творчестве появилась новая тематика.
– Дайте-ка сюда. – Макферсон отобрал у него фигурку и смял ее в комок.
– Все-таки хорошо, Уилл, что вы стали буровым инженером, а не скульптором, – заметил Кравцов.
– Вы всегда знаете, что хорошо, а что плохо. Всезнающий молодой человек.
– Вот не думал, что вы обидитесь, – удивился Кравцов.
– Чепуха, – сказал шотландец. – Я не обижаюсь, парень. Мне только не нравится, когда вы лезете в драку с американцами.
– Вовсе я не лез, Уилл. Не такой уж я драчливый.
Помолчали немного. Мигало пламя в керосиновой лампе, по каюте ходили тени.
– Я много спать теперь хочу, – сказал вдруг Али-Овсад. – Раньше мало спал. Теперь много хочу. Наверно, потому, что магнитное поле неправильное.
– Теперь все можно валить на магнитное поле, – улыбнулся Кравцов. – Или на гравитационное.
– Гравитация, – продолжал Али-Овсад. – Все говорят – гравитация. Я это слово раньше не знал, теперь – сплю и вижу: гравитация. Что такое?
– Я же объяснял, Али-Овсад…
– Ай, балам, плохо объяснял. Ты мне прямо скажи: тяжесть или сила? Я землю много бурил, я знаю: земля большую силу внутри имеет.
– Кто же спорит? – сказал Кравцов.
– Недаром в русских сказках ее почтительно называют «мать – сыра земля», – заметил Оловянников. – Помните, Саша, былину о Микуле Селяниновиче?
– Былина? Расскажите, пожалуйста, – попросил Уилл.
«До чего любит сказки, – подумал Кравцов. – Хлебом его не корми…»
– Ну что ж, – со вкусом начал Оловянников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36