— Что же получается? — спросил я. — Они перешагнули световой порог?— Нет, — сказал Феликс. — Здесь другое. Я же говорил о временном сдвиге. Твой ход, — напомнил он мне.Упади Луна на Землю — право, это оглушило бы нас не больше, чем передача с Сапиены. Селеногорск бурлил. Все, кто был свободен от вахт и работ, взяли Феликса в плотное кольцо. Он терпеливо объяснял, набрасывал уравнения и формулы, но понять все это казалось невозможным. «Но ведь было время, — втолковывал Феликс, — когда казалось невероятным расщепление ядра атома, — столь же трудно теперь представить расслоение времени».Расслоение квантов времени… Опровержение очевидности и здравого смысла…Я сидел в своём пилотском кресле, поглядывал на приборы, на привычный рисунок созвездий на экране, и мысли текли торопливо и беспорядочно.Что, собственно, произошло?Вечером — разговор с Самариным в Управлении космофлота. Он предложил Робину перейти вторым пилотом на линию Луна — Марс вместо Антонио. Робин отказался, хотя мы с Самариным уговаривали его не упрямиться. Самарин рассердился:— Нет, понимаете вы, нет у меня возможности перевести вас обоих на одну линию.— Да ничего, старший, — сказал невозмутимый Робин. — Мы и на этой полетаем. Куда торопиться?— Ладно, — сказал Самарин. — Тогда давайте так. Улисс перейдёт вторым пилотом на линию Луна — Венера, а ты, Робин, — на марсианскую линию. Полетаете врозь, ничего с вами не случится, а через год обещаю воссоединить вас. Ну, Аяксы?Я сказал, что не хочу на Венеру, и тут Самарин схватился за голову и заявил, что не понимает, почему он до сих пор губит своё здоровье, постоянно общаясь с пилотами, вместо того чтобы спокойно доживать жизнь где-нибудь на Маркизских островах, в апельсиновой роще.Что было потом? Ранним утром пришёл рейсовый с Венеры и привёз комиссию Стэффорда. В селеногорских коридорах гудели голоса, бегали озабоченные люди, прошествовал Баумгартен со старомодным набитым чемоданом. Он кивнул мне, но, кажется, не узнал. Стэффорд засел на узле связи и вёл радиоразговор с кем-то из Совета перспективного планирования.Робин был уже на корабле, проверял вместе с космодромными механиками готовность систем к полёту. А я все ещё медлил, крутился у входа в столовую. Наконец я увидел того, кто был мне нужен.Том Холидэй вышел из столовой, дожёвывая на ходу. Он торопился куда-то, но все же я шагнул навстречу и поздоровался. На меня глянули серые, до жути знакомые глаза. Лицо у Холидэя было в тёмных пятнах. Белокурые волосы ещё не высохли после душа.— Здравствуй, Улисс, — сказал он так, будто мы виделись последний раз не два года назад, а вчера. — Как поживаешь? Ты повезёшь нас на Землю? Слышал, диспетчер называл твою фамилию.— Я на днях видел Андру, старший. Она поступила в Веду Гумана.— А! Это хорошо. Студентка уже, значит… А Ронгу ты не видел?— Нет.— Пойду, — сказал Холидэй. — Старт в двенадцать?— Да. Хочу спросить, старший… Как там мои родители?— А! Да все в порядке, полагаю.Не хотелось лезть с назойливыми расспросами, но все же я спросил, запинаясь и подыскивая слова:— Удалось выяснить, почему тогда… ну, я про тот случай с Тудором…— Случай с Тудором? Есть несколько разных предположений. — Холидэй обеими руками пригладил влажные волосы. — Похоже, что он действительно не слышал меня. Но это не физическая глухота.— А что же?Холидэй пожал плечами.— У них очень быстро развивается ментообмен, — сказал он и ушёл, оставив меня в полном недоумении.Перед отъездом на космодром я заглянул к Ксении в обсерваторию.— Очень мило с твоей стороны, — медленно сказала она, — что ты зашёл хотя бы попрощаться.— Скоро прилечу обратно, — сказал я. Улыбка, кажется, не очень-то получилась у меня.— Конечно. По расписанию.— Ксения, ты… Прошу тебя, не сердись.— С чего ты взял? — Она подняла брови. — Мы оба свободные люди. До свидания, Улисс.И вот мы летим. Наш грузовик забит багажом комиссии Стэффорда. В пассажирском салоне витийствует Баумгартен, и продолжают недоступный мне математический разговор Греков и Феликс, и молча лежит в кресле, прикрыв глаза, Том Холидэй. Хотелось бы мне проникнуть в его мысли…Мои мысли беспорядочны, скачкообразны. Я пытаюсь выстроить их с начала, с нуля — нет, не удаётся. Тревога. Она не только во мне. Она в наклоне головы Робина, сидящего справа. Она в мерцании далёких звёзд. Она в покачивании указателей тяги. В каждом уголке рубки.Никак не могу додумать до конца какую-то важную мысль.И вдруг…Робин поворачивается ко мне, и я вижу, как начинают шевелиться его губы.— Но если можно сдвинуть время…Вот оно. Вот оно! Меня осенило.— Робин! — кричу я. — Ты гений!— Постой, дай закончить…— Не надо! — кричу я. — Если прошли импульсы, то и мы можем обогнать время. Мы полетим к звёздам!Я передаю Робину управление и спускаюсь из рубки в салон.Первый, кого я вижу, — это Дед. Он лежит в переднем кресле, втянув голову в плечи и вцепившись в подлокотники. Он кажется маленьким, больным, очень старым.— Вам нехорошо? — спрашиваю я по-русски.Дед не отвечает, а Греков выглядывает из-за спинки его кресла и посылает мне менто: «Не тревожь его». Я понял и кивнул.Они там беседуют втроём — Греков, Феликс и Стэффорд. Великий Стэффорд, Стэф Меланезийский. Он осунулся и выглядит усталым. И все же по-прежнему красив и элегантен.Понимаю, что не должен влезать в их разговор со своей корявой идеей, но ничего не могу с собой поделать. Я прошу извинения и выпаливаю: «Но если прошли импульсы, то и мы…» Ну, и так далее. Стэффорд смотрит на меня удивлённо: мол, что ещё за новости? Греков подпёр кулаком тяжёлый подбородок, молчит.Феликс, молодец, нисколько не удивлён.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100