е. приверженцах уравниловки – В.Е.) вообще. Тем не менее нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения в струне», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» (даже нарком Ежов предугадан! – В.Е.) и проч. и проч. Но никто не видел в этом ничего угрожающего обществу или подрывающего его основы. Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для него, быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно, и даже необходимо. Сами нивелляторы отнюдь не подозревали, что они – нивелляторы, а называли себя добрыми и благопопечительными устроителями, в мере усмотрения радеющими о счастии подчиненных и подвластных им лиц…
Такова была простота нравов того времени, что мы, свидетели эпохи позднейшей, с трудом можем перенестись даже воображением в те недавние времена, когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего.
Угрюм-Бурчеев принадлежал к числу самых фанатических нивелляторов этой школы. Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтоб нельзя было повернуться ни взад ни вперед, ни направо, ни налево. Предполагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? – утвердительно отвечать на этот вопрос трудно. Скорее, однако ж, можно думать, что в голове его вообще никаких предположений ни о чем не существовало. Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную и неизъятую идеологических ухищрений административную теорию (здесь и дальше выделено мною – В.Е.), но нивелляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте души, единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии и всяких зигзагов и извилин… Прямая линия соблазняла его не ради того, что она в то же время есть и кратчайшая…, а ради того, что по пей можно было весь век маршировать и ни до чего не домаршироваться . (Именно этим мы последние 70 с лишним лет и занимаемся! – В.Е.).
В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева. Это мужчина среднего роста, с каким-то деревянным лицом, очевидно никогда не освещавшимся улыбкой. Густые, остриженные под гребенку и как смоль черные волосы покрывают конический череп и плотно… обрамливают узкий и покатый лоб. Глаза серые, впавшие…; взгляд чистый, без колебаний; нос сухой, спускающийся от лба почти в прямом направлении книзу; губы тонкие, бледные, опушенные подстриженною щетиной усов; челюсти развитые, но без выдающегося выражения плотоядности, а с каким-то необъяснимым букетом готовности раздробить или перекусить пополам. Вся фигура сухощавая с узкими плечами, приподнятыми кверху, с искусственно выпяченною вперед грудью и с длинными, мускулистыми руками. Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным «Устав о неуклонном сечении», но, по-видимому, не читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспе чивать какими-то уставами.
Этим Михаил Евграфович явно подчеркивает свободу рук и оперативность азиатского деспотического правления, в чем есть не только минусы, но плюсы – например, во время войны и прочих экстремальных условий, которых у нас за тридцатилетний период правления И.В. Сталина хватало. А ведь именно в эти тридцать лет и была полностью создана вся совокупность и базиса и надстройки азиатского способа производства, перестроить которые на искомый социализм не удалось ни при демократическом волюнтаризме Хрущева, ни при застойном деспотизме Брежнева, хотя и тот, и другой в полной мере пользовались и свободой рук и оперативностью азиатского деспотического правления. Как ни курьезно, но широкая демократизация и гласность вводятся М.С. Горбачевым с использованием все этой же оперативности политической надстройки, которая досталась ему в наследство вместе с отлаженным И.В. Сталиным азиатским базисом. И это использование нужно рассматривать только как положительное явление, несмотря на его архаичную природу. Представьте, сколько времени потребовалось бы на введение этих перемен, если бы они обсуждались так, как это происходит в английском парламенте или в американском конгрессе! К сожалению, никто из трех вышеупомянутых послесталинских руководителей серьезно политэкономию не изучал – некогда было: но хватало времени на подъем к вершине руководства. А об азиатском способе производства и слыхом не слыхали, искренне полагая, что уже живут при социализме. Поэтому и пытались и пытаются исправить существующий базис с вершины политической надстройки. 12 марта 1988 года не где-нибудь, а в самой «Правде» появляется огромная статья «Кто переучит бюрократа». Естественно, в ней и речи нет о том, что бюрократ – неотъемлемая составная политической надстройки базиса азиатского способа производства, что без изменения этого базиса бюрократ никуда не денется. Но ведь это значит, что вся эта статья в главном партийном органе антинаучна. А таких статей и речей сейчас полным полно. Не нужно быть пророком, чтобы предугадать, куда приведет нынешняя очередная перестройка, если она будет вестись на подобном антимарксистском, антинаучном уровне. В том же номере «Правды» помещена на первой странице статья «Село устало от команд», в которой опять же идет плач, что даже в проекте нового закона «О кооперации в СССР» вновь заложены и директивные задания колхозам, и непомерная централизация и бюрократизация управления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17