Каждому слову Филби он верил. “Однажды, – думал он, – я перестрою ПГУ именно так, как предлагает Филби”.
– Офицер советской разведки должен быть культурным, – заявила в начале своей первой лекции полковник Елена Крайнева.
Дмитрий помнил ее еще по детскому дому, куда она приезжала в составе приемной комиссии КГБ. В школе она была заместителем начальника, и теоретическая подготовка была ее царством, в котором она безраздельно властвовала. Именно по ее настоянию курсанты ежедневно посвящали два часа изучению английского или французского языка. Она приглашала в школу бывших резидентов КГБ в западных столицах, которые рассказывали о структуре и методах работы западных спецслужб, таких, как ЦРУ, “Интеллидженс сервис”, “Моссад” и “Сюртэ Женераль”.
Однако под словом “культурный” Крайнева подразумевала вовсе не эти ценные знания. Она стремилась, конечно же, для пользы дела привить своим подопечным хорошие манеры. Курсанты обучались этикету, правильному поведению за столом и в обществе. Раз в неделю привозил автобус юных балерин Большого театра для обучения курсантов танцам. Только через несколько лет Дмитрий понял, что хотя он, может быть, и стал “культурным”, однако танцевать так и не научился. На занятиях они изучали в основном мазурки, вальсы, испанское болеро и польки, которые вовсе не были популярны на танцплощадках западных стран.
Однажды теплым майским вечером он остановил в коридоре свою партнершу по танцам, изящную и легкую, как эльф, девушку с льняными волосами и удивительно белой кожей. Ее звали Люда, и она напомнила ему балерину с плаката, увиденного им когда-то в комнате Зои.
– Может быть, встретимся в воскресенье? – предложил он.
– Зачем? – Людмила уставилась на него голубыми глазами.
– Ты такая симпатичная девчонка, – сказал Дмитрий. Балерина не ответила, и он добавил. – Если хочешь, я принесу с собой хорошей жратвы – венгерскую салями, икру, лососину. Можно будет устроить настоящий пикник где-нибудь в Сокольниках.
– Можете ли вы достать банку настоящего французского мармелада? – спросила Людмила тоненьким девчоночьим голоском.
– Конечно, – уверенно ответил Дмитрий и задумался, девственница она или нет. Выглядела она во всяком случае очень молодо.
В воскресенье они встретились в Сокольниках. Людмила вела себя очень раскованно, весело, без умолку болтая о Большом театре, о своих подругах, о сестрах, оставшихся в Смоленске. Они с аппетитом расправились с закусками и выпили бутылку искристого грузинского вина, а в заключение Дмитрий поцеловал ее в розовые губы. Людмила ответила на его поцелуй неожиданно пылко. Затем она аккуратно собрала остатки еды, с серьезным видом осмотрела упаковку французского мармелада, принесенного Дмитрием, и поднялась, отряхивая юбку. “Идем”, – звали ее глаза.
Людмила вела себя так, словно все было заранее оговорено. Они пришли в квартиру, где юная балерина жила вместе с тремя другими девушками. Закрывая за ней двери, Дмитрий снова поцеловал ее, и она ответила, прижимаясь к нему всем телом и подставляя груди для новых поцелуев. Дмитрий почувствовал, что вопрос о ее девственности больше не занимает его.
Люда быстро разделась и легла на кровать в ожидании партнера. У нее были маленькие грудки с торчащими сосками и плоский живот, заканчивающийся треугольником густых темно-русых волос, который восхитил Дмитрия больше всего остального. Он сбросил одежду, лег на кровать, и Людмила крепко прижала его к себе, не тратя времени на сантименты.
Они занимались любовью в бешеном темпе, и Дмитрию чудилось, что в ее телодвижениях, коротких пронзительных вскриках было что-то заученное, механическое, словно совокупление было для нее неизбежным десертом после ужина на природе.
Он вернулся на улицу Станиславского странным образом не удовлетворенным. Он знал, что хорош собой и что многие женщины находили его привлекательным – на улицах города он не раз ловил их зовущие взгляды, однако его не оставляло ощущение того, что свой сексуальный опыт он оплатил жестянкой французского мармелада.
На протяжении последующих нескольких месяцев ему еще не раз приходилось испытывать нечто подобное. После Людмилы он сближался со многими балетными танцовщицами и девицами из группы переводчиков, которые занимались английским вместе с курсантами. Перспектива хорошего угощения неизменно увлекала их; импортные продукты, жестянка кофе, бутылка дорогой водки, красивая упаковка мыла – все годилось, все служило целям Дмитрия.
– Когда ты закончишь школу, – со знанием дела нашептывал ему Пономарев, окончивший школу три дня тому назад, – все станет гораздо проще. Мало кто из баб откажется встретиться с офицером КГБ. Нам достаются самые лакомые кусочки, ты не находишь?
Как мог Дмитрий объяснить ему, что он охотится не только за чувственными наслаждениями? Иногда он ощущал, как внутри него вскипает море неразделенной любви. Одиночество буквально душило его. Он не знал материнской любви, а все его грезы о матери, прижимающей его к себе, были похоронены откровениями Ткаченко. Он не изведал даже братской любви – его брат исчез где-то на просторах Северо-Американского континента. Дмитрий дорого бы заплатил за то, чтобы увидеться со своим братом, однако он даже не представлял себе, как можно с ним связаться. В любом случае Дмитрий серьезно сомневался в том, что у них найдется что-либо общее. О любви между братьями не могло быть и речи!
Дмитрий еще не знал настоящей женской любви. Все те, что спали с ним, делали это от скуки или ради подарка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195