.. То есть я имею в виду функции борьбы с религией... Мы его за это накажем, мы его дисквалифицируем на две игры... Выпил, возможно... Поспорил с ребятами... Он же на спор это сделал... Но церковники эти... Вы ведь читаете атеистическую литературу... Ведь у них-то делишки... Вот кто уголовники. Они чем берут народ? Зрелищем... И в этом смысле наш советский футбол играет атеистическую роль, привлекая к себе массы... Так можно ли позволить, чтоб в наше время церковники судили атеиста... При советской власти...
- Я вот про что подумал, - сказал Юрий Дмитриевич, - про тех, кто защищает устои власти только потому, что механически при этой власти родился и живет... Родись он при другой власти, он так же рьяно играл бы не в советский футбол, а в какой-нибудь другой общественно-политический футбол... Кстати говоря, об атеизме... Что это - вера или безверие?
- Я не понимаю, о чем вы, - удивленно сказал Хлыстов. - Что же касается ваших намеков...
- Да я не намекаю, - сказал Юрий Дмитриевич, - я вовсе и не вас спрашиваю, товарищ футболист... Я себя спрашиваю... Религия есть вера в то, что Бог есть... Атеизм - вера в то, что Бога нет... Вера в то, чего нет... Странный каламбур получается... Если религия придает форму человеческому незнанию, то атеизм требует конкретных ответов на такие вопросы, которые человечество еще не скоро поймет... Религия говорит: человек существует по велению Божию... Атеизм говорит: человек существует для того, чтобы понять, для чего он существует... Здесь круг... Да... Подлинный атеизм не имеет ничего общего с журнальчиками, высмеивающими блудливых попиков...
- Вы меня извините, - сказал Хлыстов. - Я тоже доцент... Даже странно... Вы тоже доцент, а у вас в голове идеологическая каша...
- Возможно, - сказал Юрий Дмитриевич, - но у человека есть только три возможности: либо религия, либо атеизм, либо игра в футбол... То есть либо ступени, либо лужайка... Вы с блудливыми попиками бегаете по лужайке... Зина и папа Исай счастливы тем, что зрячие и, стоя на нижней ступени, видят небо... А я, атеист, ползу по ступеням вверх, обрывая себе в кровь ладони и колени, чтоб коснуться неба... звезды... И возможно, я встречусь где-либо на полдороге со слепорожденным атеистом, который ползет по ступеням вниз, ибо он не способен быть счастлив оттого, что может коснуться звезды... Он хочет ее увидеть... Это противоположная нашей цивилизация...
В палисаднике появились еще двое, доцент футбола торопливо отошел к ним, о чем-то тихо говоря. Юрий Дмитриевич начал прислушиваться. Один из новых был стрижен под бобрик, второй лыс, с большим родимым пятном на щеке, поросшим светлыми волосиками.
- Я смотрю, что-то не то, - говорил доцент футбола, - я ему насчет общественного долга, значит... Чтоб нашего парня выручить из лап церковников... А он мне в ответ такую антисовет-чину понес, что, знаете, нормального человека надо за такие слова под статью подводить...
- Дурак ты, - крикнул Юрий Дмитриевич, - у советской власти нет в настоящее время более опасного, более смертельного врага, чем ее собственный отечественный дурак... Это опаснее глобальных ракет...
- Не надо его раздражать, - сказал доценту футбола лысый с родимым пятном, - он и так возбужден... Нам из института позвонили, он их там пораскидал... А я говорю, не поеду... Объявляйте мне выговор... Они его, понимаешь, там душевно травмировали... Вызывайте наряд милиции... За мою ничтожную зарплату чтоб мне зубы выбивали...
- Давай попробуем, милиция ж рядом, - сказал стриженный бобриком.
Он приблизился к Юрию Дмитриевичу и сказал:
- Здравствуйте, покажите, пожалуйста, вашу повестку.
Юрий Дмитриевич молча протянул повестку.
- Это к нам, - сказал бобрик, - поедем к нам, отдохнете. - Он кивнул на автомашину с красным крестом и прочно взял Юрия Дмитриевича за локоть. Лысый приблизился и взял Юрия Дмитриевича за другой локоть. Они подняли Юрия Дмитриевича и повели к машине.
Юрий Дмитриевич чувствовал себя таким усталым, измученным своими словами, что ему было решительно всё равно, куда его ведут. Но в этот момент его окликнули, и он увидел Зину, выходящую из дверей милиции.
- Зина, - крикнул он, - я думал о тебе... Милая, сколько лиц было передо мной сегодня... Сколько ненужных лиц... Я хочу быть с тобой, но меня уводят...
Зина, плача, побежала следом.
- Куда тебя? - спрашивала Зина. - Почему нас мучают... Нам не дают любить... Меня спрашивали про того голого... И про Господа... И про веру... Это был не Христос, это был голый богохульник... Мне папа Исай объяснил...
- Подождите, - сказал Юрий Дмитриевич санитарам, - я должен с ней поговорить... Видите, в каком она состоянии.
Но санитары еще прочнее схватили его и повели быстрее. Тогда Юрий Дмитриевич рванулся и толкнул лысого на забор так, что тот расшиб себе локоть.
- Помогите! - крикнул Хлыстову санитар, стриженный бобриком.
- Чтоб псих мне куртку порвал, - отходя подальше, сказал доцент футбола.
Зина между тем кинулась к "бобрику" и вцепилась ему в запястье зубами. "Бобрик" охнул и отпустил руку Юрия Дмитриевича. Юрий Дмитриевич прыгнул через забор, поймал на лету свои очки, оттолкнув грудью какого-то дружинника-энтузиаста, и побежал в переулок. Зина бежала рядом. За спиной у них залились милицейские свистки. Юрий Дмитриевич увлек Зину в узкий проход между домами. Спотыкаясь о битый кирпич, перепрыгивая через не высохшие в сырой тени под сырой стеной, попахивающие лужи, Юрий Дмитриевич и Зина достигли ржавой пожарной лестницы и полезли. Зина впереди, Юрий Дмитриевич несколько поотстав, глядя на удаляющуюся землю, чтоб не смотреть вверх на стройные ноги Зины. Чердак был пыльным и большим, пахло здесь кошачьим пометом и обожженной глиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38