Не удивительно поэтому, что некоторые клиенты после заказа и последующих примерок превращались в приятелей, которым позволялось бывать в гостях.
Более опытная Тамара была разборчива в подобных отношениях, хотя и не отличалась излишней строгостью. Александре, напротив, каждое новое знакомство казалось интереснее предыдущего, а будущие манили еще большими надеждами. Скромный заработок ее не огорчал, потому что оставался почти неприкосновенным, Редкий день в их маленькой комнатке не было обильного угощения, вина, веселья. А выходные часто превращались в увлекательные загородные поездки в горы, куда-нибудь на бережок шумной, сверкающей брызгами горной речушки.
Как и прежде, Александра не считала себя чем-то обязанной мужчинам. Без всяких опасений могла подшучивать, капризничать, даже говорить о подарках. И, к своему удивлению, а потом испугу, однажды утром очнулась в постели с немолодым мужчиной, Он лежал рядом, откинув с груди одеяло, и спокойно курил сигарету, время от времени стряхивая пепел в тяжелую пепельницу на придвинутом к кровати стуле.
Она прикинулась спящей. Но так не могло продолжаться до бесконечности.
И тогда-то она была порабощена окончательно.
– Шура не отчаивалась долго, – говорила Рогачева. – Чего греха таить, я сама успокаивала ее тогда и говорила, что с любой девушкой в конце концов случается одно и то же. Так было и со мной. Так случилось с ней. Так будет и с другими. Да и кто на это теперь обращает внимание!..
Они разговаривали с Федором Ефимовичем уже долго. Рогачева поняла, что от нее требуют откровенности, говорила спокойно, а может, равнодушно, хотя и чувствовалось, что она немножко смущена.
– А кто это был? – не удержался Федор Ефимович.
– Не помню, – ответила она, посмотрев на него. – Я говорю правду, – сочла нужным добавить потом.
– И как она дальше?
– Кто? Шура?
– Она.
– Обыкновенно. Она ведь знала, что у него есть жена, дети… Он ей был не нужен. Она ему – тоже.
– Странно, – не нашелся что сказать Федор Ефимович.
– Почему? В жизни чаще так и бывает, – сказала она с сожалением.
– Не знаю…
– Мы же говорим откровенно? – напомнила Рогачева, взглянув на него. Ему показалось, что она нахмурилась. – Многие так начинают. Потом всем это надоедает. Потом начинают понимать, что к чему. Женщины – раньше; мужчины – позднее. Могу сказать больше: Шура даже не обиделась на этого человека. Я знаю, они потом сталкивались с ним случайно, и не раз. Мне даже казалось: повторись та же ситуация, и Шура не стала бы противоречить. Только все было бы спокойнее, без удивления…
– Значит, это ее нисколько не изменило?
– Как раз наоборот. – Рогачева даже усмехнулась, поражаясь, видимо, наивности Репрынцева. – Она стала нравиться мужчинам больше.
– Даже!
– А вы что, не понимаете?.. Конечно. Перестала быть взбалмошной, как часто раньше. Лишила мужчин снисходительного превосходства над собой. А красивой она была всегда…
– Так и меняла их, выходит?
– Ну, это грубо, по-моему.
– Как же иначе?
– Не знаю. Только когда так делают мужчины, это почему-то считается нормальным, и никто не задумывается над оценками.
– Но встречались же ей и другие мужчины? Которые по-настоящему, как говорят, были, влюблены, что ли…
– Конечно, – улыбнулась Рогачева грустно.
– Ну и вот!..
– Что «вот»?
– Выходила бы замуж, – решил Федор Ефимович,
– Наверное, можно было бы и так… Но, видимо, ждала чего-то другого. Лучшего. А пока… Помню одного, – вдруг, оживилась, – мне самой он очень нравился: Борис Муканов. В Алма-Ату приехал по назначению после окончания Новосибирского электротехнического института. Статный, красивый, серьезный. Часто приходил к нам. Но без подарков, иногда с цветами и почти никогда – с вином. Случалось, сидел у нас и при компании. В таких случаях – молчал. А Шура веселилась. Потом его перевели в Барнаул. Долго писал письма. И что больше всего меня поражало, Шура всегда на них отвечала.
– Что тут удивительного? – спросил Федор Ефимович.
– Просто я не помню, чтобы она кому-то еще писала. По-моему, она и домой-то отсюда ни разу весточки не послала. А про него говорила: когда захочу замуж, найду Бориса – и точка.
– Он что, так любил ее?
– Пожалуй. Когда Шура от меня уехала, он писал мне, спрашивал, где она.
– И вы ответили?
– Конечно. Только пришлось сообщить, что и сама не знаю. Слышала, что где-то не то в Целинограде, не то в Караганде.
– Все-таки знали где?
– Слышала от знакомых. Но ведь Караганда – это еще не адрес.
– Все-таки. А кто эти ваши знакомые?
– Мои знакомые? – заметно насторожилась она. Потом объяснила мягче: – У меня ведь тоже были знакомые.
– Понимаю. И не вхожу в детали. Но, как вы поняли, наверное, меня интересует только то, что касается Катышевой. Куда она уехала, при каких обстоятельствах, с какой целью. Мне, например, известно, что она жила в Караганде и работала там инженером в тресте.
– Шура? Инженером? – Рогачева вдруг весело улыбнулась. – Вы что-то путаете.
– На инженерной должности, я хотел сказать, – поправился Федор Ефимович. – Кстати, после окончания техникума в Алма-Ате.
– Все может быть, – весело согласилась Рогачева. – Шура – она такая!
– Какая?
– Да так я… В то время один из моих приятелей, инженер, познакомил ее со своим товарищем, вернее – с начальником. Ну, тот, конечно, увлекся Шурой. Не без успеха, должна сказать… хотя и старше был лет на двадцать. Он-то постоянно и уговаривал ее поучиться немного, обещая устроить диплом.
– Что же ей мешало?
– Ничего. Она долго ходила в строительный техникум на вечернее отделение. Даже компанию иной раз оставляла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30