– Нет, погоди, детка, – возразил я. – Если ты меня заарканишь, то получишь лишь бывшего рыцаря.
– Что это еще за «если»?
– Одно дело ходить вокруг меня на цыпочках, пока я вроде герой, но ведь когда я уйду в отставку, я им уже не буду.
– Бампер, – сказала она, коротко рассмеялась и поцеловала мне руку, совсем как Гленда. Вот уже вторая женщина целует мне сегодня руку, подумал я. – Меня не ослепляют символы власти. Тебе, и только тебе я целую руки. – Она сделала это снова, а я всегда думал, что когда женщина целует тебе руку, это уже чуть больше того, что способен вынести мужчина. – Ты получишь важную работу. Станешь начальником. Ты очень многое можешь предложить, особенно мне. Так много, что, может, мне следует это с кем-нибудь разделить.
– Я способен справиться только с одной женщиной зараз, детка.
– Помнишь Нэнси Воглер, с факультета английского языка?
– Да. Хочешь разделить меня с ней?
– Глупышка, – засмеялась она. – Нэнси со своим мужем женаты двенадцать лет, и у них нет детей. Несколько лет назад они решили взять в семью мальчика. Сейчас ему одиннадцать.
– Они его усыновили?
– Нет, не совсем. Они его приемные родители. – Голос Кэсси стал серьезен. – Она сказала мне, что ничто сделанное за всю жизнь не вознаградило их так, как решение стать приемными родителями. Нэнси говорила, что они едва не упустили настоящую жизнь, и поняли это лишь тогда, когда взяли мальчика.
Говоря, Кэсси словно изучала мое лицо. Не думала ли она о моем мальчике? Я упомянул о нем ей лишь один-единственный раз. Не о нем ли она хотела что-то узнать?
– Бампер, что ты скажешь, если и м ы станем приемными родителями после того, как поженимся и устроим свой дом? Не усыновляя ребенка, если ты этого не захочешь, а просто приемными родителями? И ты станешь для мальчика тем человеком, кому он станет подражать и у кого учиться.
– Ребенок! Ноя никогда не думал о семье!
– Я уже давно об этом думала, а поговорив с Нэнси и услышав о ее жизни, я подумала, как это будет чудесно и для нас с тобой. Мы пока что еще не старые, но когда через лет десять или пятнадцать собнял танем ими, то у нас уже кто-то будет. Можешь считать, что я свихнулась, так, пожалуй, и есть, но мне хотелось бы, чтобы ты над этим поразмыслил.
Ее слова так потрясли меня, что мне просто никакой ответ не лез в голову. Я улыбнулся глупо, поцеловал ее в щеку и сказал:
– У меня смена кончается через пятнадцать минут. Пока, старушка.
И ушел.
Когда я подходил к лестнице, она улыбалась мне и помахала рукой. Кэсси казалась мне моложе и немного опечаленной. Забравшись в свою черно-белую, я почувствовал себя совсем паршиво. Проглотив две таблетки, я поехал на восток по Темпл-стрит, ругаясь каждый раз, когда кто-то пересекал мне дорогу в дорожной толчее. Мне все не верилось. Уволиться из Департамента после стольких лет службы и жениться – уже серьезная перемена в жизни, но еще и ребенок! Кэсси как-то спросила меня о моей бывшей жене – только один раз, вскоре после того, как мы начали встречаться. Я сказал ей, что развелся, а сын мой умер, и больше мы на эту тему не говорили. Она тоже никогда об этом не упоминала и никогда не говорила о детях.
Проклятье, подумал я, наверное, каждая баба в мире должна хоть раз в жизни родить, иначе она никогда не будет счастливой. Заезжая на стоянку в здании полицейского управления, я выбросил идею Кэсси из головы и завел машину на нижний уровень, где было темно и довольно прохладно, несмотря на весеннюю жару. Я заполнил журнал, собрал книжечки штрафных квитанций и отправился в офис, чтобы оставить там журнал, прежде чем сниму форму. Я никогда не выписываю штрафов автомобилистам, но тем не менее меня постоянно снабжают книжечками квитанций. Я арестовываю весьма много уголовников, и поэтому все помалкивают насчет того, что я никого не штрафую, но тем не менее постоянно подсовывают книжечки, а я с тем же постоянством возвращаю их. Наши конформисты, кажется, никогда не перестанут давать мне эти книжечки.
Положив журнал в корзину дневной смены, я немного поболтал с молодыми ребятами из ночной – им хотелось узнать, когда я на это лето перейду из дневной смены в ночную. Они тоже знали мой образ жизни. Я просто не выношу, когда все проявляют подобную осведомленность. Самые удачливые грабители и взломщики – как раз те, кто меняет стиль своей работы. Они не дают тебе возможности следить за своими перемещениями, когда ты втыкаешь в карту маленькие разноцветные флажки, и это напоминало мне о хитром старом копе по имени Нэйлс Гроган, который работал на Хилл-стрит.
Лет пятнадцать назад его начал шпынять сопливый лейтенант по фамилии Уолл. Он нами тогда командовал и заимел привычку на каждой вечерней перекличке наступать нам на хвост за то, что мы ловим мало взломщиков. Уолл вбил себе это в голову потому, что на карте всегда было вколото много булавок с красными флажками, означающими ночную кражу со взломом, особенно в районе участка Грогана. Гроган всегда говорил мне, что по его мнению Уолл никогда не читал отчетов о взломах и вообще понятия не имел о реальной обстановке. Так вот, Нэйлс стал понемногу подменять булавки перед перекличкой, вытаскивая их со своего участка и втыкая на восточной стороне. Через пару недель подобной деятельности Уолл объявил на разводе, что Гроган провернул огромную работу по пресечению на своем участке краж со взломом и перенес критику на тех парней, что патрулировали в восточных районах. Кроме меня никто не знал, что проделывает Гроган, и мы от души веселились до тех пор, пока Гроган не перестарался и не переколол все булавки, а лейтенант Уолл попросил капитана вызвать на подмогу патрульных из полиции Метро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100