И какое имеет значение, когда это произойдет?
— Ты бы его не оставил, — Рой натянуто улыбнулся. — Ты же не такой бездушный, а, Лайт? Он все-таки человек, а не собака.
— Это правда? — спросил Лайт у пьяницы, который тупо уставился из-под синих век на Роя. В уголках его глаз застыла гнойная корка. — Ты и впрямь человек? — не отступался Лайт, легко похлопывая дубинкой по подметке его башмака. — Ты уверен, что не собака?
— Да, собака, — забрюзжал пьянчужка; от удивления, что он еще в состоянии говорить, полицейские переглянулись. — Я собака. Я пес. Гав-гав-гав! Мать вашу!..
— Будь я проклят, — усмехнулся Лайт, — но, может, ты и заслужил свое спасение.
Рой обнаружил, что устройство бродяги в больницу общего типа в качестве пациента-заключенного представляло собой процедуру чрезвычайно усложненную, необходимым образом включавшую: остановку в Центральной приемной больнице, поездку в линкольн-хайтскую тюрьму с имуществом задержанного, что в данном случае означало пригоршню отрепьев, обреченных на сожжение в печи, а также получение медицинских карт из тюремной клиники, в качестве же достойного финала — бумажную волокиту в тюремной палате обшей больницы. К 3:30, когда Лайт вел машину назад к участку, Рой уже окончательно обессилел. Они притормозили у пирожковой на углу Слосон и Бродвея и заказали по чашке очень горячего и очень скверного кофе, запив им бесплатные пончики. Услышав голос оператора из динамика, Лайт выругался и запустил пустым бумажным стаканчиком через всю пирожковую в мусорное ведро.
— Семейная ссора в четыре утра. Сукин сын.
— Я бы тоже с удовольствием начхал на все это, — кивнул Рой. — Чертовски проголодался, а эти пончики сейчас мне все равно что пара трюфелей для динозавра. Мне бы пожрать чего-нибудь стоящего.
— Обычно мы терпим до семи часов, — сказал Лайт, тронув с места и не дав Рою спокойно проглотить остатки кофе.
— Знаю, как не знать, — сказал Рой. — В том-то и беда с этим проклятым утренним дежурством. Завтракаешь в семь утра. Потом идешь домой и укладываешься спать, а когда просыпаешься, на дворе уже сумерки и набивать кишку нет никакой охоты, поэтому ты снова просто завтракаешь, а после, где-нибудь часиков в одиннадцать, перед тем как отправиться на работу, закусываешь парочкой яиц. Господи, я завтракаю три раза на день!
Лайту семейный дебош удалось усмирить наипростейшим способом: затребовав документы мужа, он связался с отделом расследований и установил, что имеются целых два предписания задержать данную личность за нарушения правил уличного движения. Когда они забирали «данную личность» из дома, жена, которая, кстати, сама их и вызвала, жалуясь на понесенные от мужа побои, умоляла теперь не арестовывать ее хозяина. Когда они усадили его в машину, она сперва обругала полицейских, а потом заверила своего незадачливого супруга:
— Как-нибудь раздобуду деньги, и тебя выпустят под залог. Я добьюсь твоего освобождения, малыш.
К тому времени, как были выполнены все формальности с их новым клиентом и можно было снова возвращаться в район патрулирования, стрелки показывали почти пять.
— Хочешь кофе? — спросил Лайт.
— У меня расстройство желудка.
— У меня тоже. Каждое утро одно и то же. Гадство, и в нору зарываться поздновато.
Рой был доволен. Он ненавидел «зарываться в нору», что означало спрятать машину на какой-нибудь унылой аллее или укромной автостоянке и забыться судорожной безумной полудремой полицейского утренней смены. Такой полусон скорее изнашивал нервы, чем успокаивал их. Однако, если Лайт все же «зарывался в нору», Рой никогда не возражал. Он просто сидел там, не в силах уснуть, лишь изредка погружаясь в дремоту, и думал о будущем и о Бекки, которую вырвать из грез о грядущем было так же невозможно, как и из собственного сердца.
Часы показывали 8:30, и Рой с трудом боролся с сонливостью. Утреннее солнце уже начало обжигать его слезящиеся глаза, машина уже мчалась в участок, они уже готовились сдать смену и разойтись по домам, как вдруг раздались позывные: сработала сигнализация телефонной компании, подозрение на ограбление.
— Тринадцать-А-Сорок один, вас понял, — ответил Рой. Чтобы сирена не заглушала радио, он поднял оконное стекло, и зря, ибо они были почти у цели и Лайт сирену решил не включать. — Тревога ложная, как считаешь? — нервно спросил Рой, пока Лайт стремительно сворачивал направо, лавируя по запруженной в этот час общественным транспортом дороге. Внезапно Рой сбросил с плеч всю свою вялость.
— Наверно, — проворчал Лайт. — Какая-нибудь новенькая кассирша запустила потайную сигнализацию и даже не заметила. Но только это местечко уже обчищали раза два или три, и, между прочим, все по утрам. В последний раз бандюга стрелял в какого-то клерка.
— Но ведь рано утром там особо деньжатами не разживешься, — сказал Рой. — Мало кто приходит туда чуть свет, чтобы оплатить счета.
— Здешние громилы и за десять долларов поджарят тебя на сковородке, — сказал Лайт и резко свернул к обочине. Рой понял, что они приехали. Его напарник припарковал машину в пятидесяти футах от входа в здание, чей вестибюль уже заполнялся народом, желавшим оплатить коммунальные счета. Все клиенты, так же, впрочем, как и большинство сотрудников, были негры.
Рой заметил, что какие-то два типа у кассы обернулись и проследили за тем, как он входил в парадную дверь. Лайт отправился перекрыть боковой вход, Рою теперь было самое время шагнуть к тем двум. Они двинулись к выходу прежде еще, чем он успел пересечь половину вестибюля, и были уже у самой двери, когда до него дошло, что, кроме них, здесь и подозревать-то некого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143