А он и не знал, что она такая: "Я, как подсолнух, голову всегда в твою сторону...". Только южанка может такие образы... солнечные образы находить.
Полночи он думал о пряди над правым ухом, о которой она писала. Может, сзади для нее это была правая прядь, а я для меня - левая? На всякий случай в воскресенье за ушами долго причесывал волосы: то за одним, то за другим... Даже опрокинул сухой букет, что стоял на полочке у зеркала.
Потом он долго перед зеркалом в ванной (чтоб мама не увидела) репетировал маску простого любопытства. А ведь еще позавчера, когда по радио передавали Шуберта ("Ночь и сны"), душа разрывалась от волнения, неясных, но счастливых предчувствий... И они сбылись - получил такое письмо! Так зачем же репетировать маску простого любопытства? Это пошлость какая-то! Да, пошлость, но ведь ситуацию я не могу спрогнозировать, поэтому попробую срежиссировать.
Однако доро'гой он долго искал хорошую коробку конфет и забыл начисто про эту защитную маску...
Постучал в комнату 124, но в ответ - никто не вышел. Гоша нажал на дверь - она была заперта на ключ. Он спустился на вахту - ключа не было, значит, в комнате что - просто спят?
Гоша покурил на улице, затем снова поднялся и еще раз сильно постучал. Послышался поворот ключа, и выглянула Эва - в странном синем рабочем халате, заляпанном чем-то коричневым. Он привык, что у нее египетские глаза (тогда все девушки так красились), а тут увидел впервые ее без косметики. У Эвы оказался умный собачий взгляд и легкая украинская усмешка.
- Все наши в кино, - сказала Эва. - А я фотографии печатала. Это ты стучал пять минут назад?
Он догадался, что она учится на ФОПе - факультете общественных профессий (по фотоделу).
- Можно войти, Эва? - спросил Гоша, чувствуя, что голос сел и сдавленно сипит - весьма некрасиво.
- Пожалуйста, - без особой радости ответила она.
Гоша вошел и увидел, что на столе и на подоконнике разложены мокрые фотографии заснеженных деревьев. Он сам удивлялся своей застенчивости: не знал, куда деть коробку конфет. Не решился ее вручить, так как не мог придумать для этого слов, а стол был занят, а на кровать положить, так не знал, которая кровать - ее. В конце концов зажал конфеты под мышкой, и они там благополучно растаяли (это выяснилось, когда он все же достал их).
Как же это раньше он не замечал, что у Эвы сиреневые отсветы во взгляде! Ну, письма от нее не получал, вот и не замечал. А она на самом деле еще лучше, чем в письме.
- Ты знаешь, что у тебя во взгляде - сиреневые отсветы? - спросил он.
- А зубы не фосфоресцируют, нет? - усмехнулась Эва.
Гоша почувствовал какую-то сильную скомканность в сердце. Она что смеется над ним? Этого-то он не ожидал, нет, никак не ожидал! Над ним много смеялись, когда он был влюблен в первый раз, но не хотелось больше ничего такого! Ужасная догадка мелькнула у него: да уж не роз... не розыгрыш ли это письмо?
И вдруг он вспомнил, что Эва просила не говорить о получении письма! Значит, это от смущения она так... Боится, что я напомню о письме. Но я ведь обещал! То есть она просила, и я буду, конечно же, молчать!
И тут он вдруг заметил, что Эва постриглась - покороче - и стала еще более беззащитной. Это она для меня постриглась, вдруг понял он.
Эва сняла свой синий в пятнах халат и осталась в чем-то клетчатом:
- Сиреневые отсветы... может быть, потому что я такая сиреньщица! Когда сирень цветет, у меня вся комната в букетах. И все мне мало.
Он намек понял: весной будет дарить ей по три букета сирени в день! И вдруг ему захотелось быть веткой сирени и гладить Эву по щеке, когда она наклонится насладиться ароматом...
Гоша заметил, что без рабочего халата Эва стала другой. А, вот в чем дело! Она была неласкова, потому что стеснялась, что предстала передо мной в явно смешном виде.
- Ты хочешь сфотографироваться? - спросила Эва.
- Да вообще-то... я и не знал, что ты фотографируешь.
- Тогда... - она вопросительно смотрела на него несколько секунд.
Смотрит на меня, как на репейник. А зачем звала: приходи-приходи. Тень с кудрями Эвы двигалась параллельно по стене, и он подумал: писала письмо Эвелина, а встречает его скорее тень вот эта - с кудрями, но тень. Ничего в ней нет из того письма!
Писала "подсолнух-подсолнух", а сама перебирает фотографии и не смотрит в мою сторону. Он же только и делал, что смотрел на нее. У Эвы были странные кудри, в розы свивавшиеся - нет, в полурозы, в намеки на розы...
- Так что, - еще раз спросила Эва скучным голосом, - тебя сфотографировать?
Времена года внутри Георгия стремительно неслись: только что была зима, по которой он шел к Эве, затем мысленно он уже подарил ей полный стол букетов сирени весной, а вот уже - осень без лета, все надежды осыпались, как желтые листья... где-то там, в душе.
Он сделал некий извинительный жест и собрался уходить.
Тут вдруг за стеной женский голос громко затянул: "Светит незнакомая звезда - снова мы оторваны от дома...". Гоша и без песни понял: зря он сегодня оторвался от дома - там было так хорошо, а здесь...
"На-де-е-е-жда-а-а - мой компас земной, а удача - награда за смелость", - продолжали петь за стеной.
Да, удача - награда за смелость, повторил про себя Гоша, но я не струсил - пришел. Однако оставаться здесь сейчас становилось нестерпимо трудно - нужно уходить.
- Ну, я пошел, - сказал он надломленным голосом, надеясь, что она задержит его.
И она задержала:
- Подожди! Мой табунок не поверит, что ты был у нас в гостях!
- Табунок - это что?
- Это кто. Девчонки из комнаты. Можно, я тебя за столом сфотографирую?
Она выдвинула из-под кровати свой чемодан и раскрыла его. И когда открылся чемодан посреди этой бедной общежитской комнаты - словно открылась ее душа!
1 2 3 4 5 6 7 8