Через час после восхода солнца яхта была еще у Албемарла. Флореана, казавшаяся такой близкой, серой грудой возвышалась в сорока милях от меня, по правому борту. К вечеру я надеялся стать на якорь в бухте Почтовой. Яхте приходилось преодолевать встречное течение, и, несмотря на попутный ветер, я должен был целый день бодрствовать у румпеля. Подняв все паруса, я продолжал свою «прогулку» по южной части Галапагоса.
На исходе дня, когда вечерние сумерки уже окутывали землю, я обогнул остров с севера и ввел яхту в бухту Почтовую. Это тихая полукруглая гавань около мили в длину и примерно столько же в ширину. Слева от меня виднелась группа маленьких островков. Песчаный пляж полого спускался к морю, недалеко от берега стояла уродливая полуразвалившаяся лачуга. Рядом была привязана к столбу знаменитая белая бочка. За пляжем начиналась путаница голых, колючих кустов и виднелась едва заметная тропа, на которую я не обратил никакого внимания.
Бросив якорь недалеко от берега, я сразу же отправился на остров. Прежде всего я подбежал к потрескавшейся живописной бочке и опустил туда объемистое письмо к Мэри. К письму я привязал тонкой резинкой пятидолларовую бумажку. Это был ощутимый удар по моему бюджету, но я хотел, чтобы письмо непременно дошло, и если деньги могли обеспечить его доставку – в чем я далеко не был уверен – жалеть о них не стоило. Потом я постоял немного у этого традиционного «маяка», размышляя о том, попадет ли когда-нибудь мое письмо в руки Мэри. Спускалась ночь. «Язычник» казался темным пятном на воде. Здесь, на пустынном берегу, мне понравилось еще меньше, чем в бухте Тагус.
Подплывая к яхте, я уже не обращал внимания ни на мрачную обстановку, ни на холод. Мысленно я был далеко, за океаном. Я не мог забыть о письме, опущенном в бочку. Настроение у меня было очень грустное. Меня обуревала жажда поскорее добраться до Австралии, но нужно было надолго запастись терпением, так как впереди мне предстояло много неожиданностей.
Я рано лег спать и, забыв все дневные тревоги, погрузился в глубокий сон, уверенный, что уже через сутки буду быстро плыть на запад, подгоняемый пассатами.
На следующий день к полудню днище яхты было приведено в порядок. Яхта лежала, накренившись, на песчаной отмели, подпертая бочонком. Ее стройный корпус был очищен от ракушек и смазан, на что ушел весь мой запас сапожного крема. Приливные волны начали тихонько лизать обшивку. Когда киль шевельнулся, я взялся за свой самодельный верп, моля бога, чтобы он выдержал. Через несколько минут яхта была уже на воде, я отвел ее от берега и поставил на якорь.
Потом я «отдал швартовы», готовя яхту к отплытию. Бросив прощальный взгляд на пустынную бухту, я решительно взялся за фалы и шкоты, якорную цепь и румпель.

ПАССАТЫ

К вечеру 23 июля «Язычник» отошел уже довольно далеко от Флореаны. Яхта огибала с юга унылые вершины Албемарла. Я надеялся к полуночи миновать западную оконечность острова и выйти в открытый океан. «Язычнику» предстоял следующий этап путешествия – примерно три тысячи миль на запад, до Маркизских островов.
Ветер дул с юга. Яхта легко скользила по спокойной поверхности океана. Последняя стая птиц сделала разворот над мачтой и полетела назад к островам. Скоро совсем стемнело, и надоевшая мне земля окончательно скрылась из виду.
На небе, словно путеводные огоньки, засверкали бесчисленные звезды, ущербная луна озаряла ночь своим мягким светом. Океан слегка волновался под свежим ветерком, раздувавшим паруса и гладившим мне кожу. Ночь казалась прекрасной оттого, что я входил, наконец, в полосу пассатов, которые помчат меня через океан к Мэри. Воды, лежавшие впереди, славились своим спокойствием. Течение, пока еще северо-западное, вскоре должно было повернуть прямо на запад и нести меня cо скоростью тридцати миль в сутки. Ветер, по моим расчетам, мог обеспечить суточную скорость в 90-100 миль в день, и, таким образом, за сутки «Язычник» должен был проходить около ста тридцати миль, что меня вполне устраивало.
Это была самая радостная ночь за все мое путешествие. Письмо было отправлено. Подводная часть судна освободилась от ракушек, и яхта легко скользила по воде. Утром мне удалось поймать большую морскую черепаху, и теперь я был на три дня обеспечен свежим мясом. А если провялить мясо, как это делают индейцы, его хватит до самых Маркизских островов. Погода стояла чудесная. Чего еще мог я желать, кроме встречи с Мэри?
К сожалению, моя радость оказалась недолговечной. Я упустил из вида, что пассаты нужно еще найти. В восточной части Тихого океана пассаты не всегда распространяются к северу до самого экватора. Их приходится разыскивать, поскольку между ними и экватором находится так называемая штилевая полоса.
Плутать в этой полосе в поисках пассатов – занятие довольно неприятное. Стоит на несколько часов подняться легкому ветерку, и вам уже кажется, что это и есть пассат. Но ветерок исчезает также неожиданно, как и появляется. И тогда мертвая неподвижность воды вокруг яхты, безмолвие, нарушаемое лишь болтающимися парусами, действуют угнетающе. Хлопающие паруса, скрипящие блоки, безжизненно повисшие шкоты нервируют моряка и вызывают горькую досаду. С каждым штилем течение относило меня все дальше на север.
Не раз свежий ветерок надувал паруса и яхта ложилась на нужный мне курс. Но напрасно я надеялся, что это пассат. Вскоре ветер снова стихал. Через несколько дней яхта очутилась уже севернее экватора. Коварство пассатов было тем более обидным, что я ожидал от них столь многого.
Я решил держаться поближе к экватору и плыть на запад, пользуясь попутным течением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90