Ах, зачем мне курсы? Я жить, жить я хочу, а не учиться… пойми!Акулина Ивановна (снимая чайник с самовара, обожгла руку и вскрикивает). Ах, пострели те горой!Татьяна (брату). И я не знаю, не представляю – что значит жить? Как я могла бы жить?Петр (задумчиво). Н-да, жить надо умеючи… осторожно…Бессеменов (выходит из своей комнаты, и, оглядев детей, садится ее стол). Нахлебников звали?Акулина Ивановна. Петя! Позови-ко…(Петр уходит. Татьяна идет к столу.)Бессемёнов. Опять пиленого сахару купили? Сколько раз я говорил…Татьяна. Ну, не всё ли равно, папаша?Бессемёнов. Я говорю не тебе, а матери. Тебе, я знаю, всё равно…Акулина Ивановна. Всего фунт купила я, отец. Целая голова есть, только не успелиБессемёнов. Я не сержусь… Я говорю пиленый сахар тяжел и не сладок, стало быть, невыгоден. Сахар всегда нужно покупать головой… и колоть самим. От этого будут крошки, а крошки в кушанье идут. И сахар самый он легкий, сладкий… (Дочери.) Ты чего морщишься да вздыхаешь?Татьяна. Ничего, ничего… так…Бессемёнов. А коли ничего, так незачем и вздыхать. Неужто отцовы слова так тяжело слушать? Не для себя ради, а для вас же, молодых, говорим. Мы свое прожили, вам – жить. А когда глядишь на вас, то не понимаешь, как, собственно, вы жить думаете? К чему у вас намерения? Наш порядок вам не нравится, это мы видим, чувствуем… а какой свой порядок вы придумали? Вот он, вопрос? Н-да…Татьяна. Папаша! Подумайте, который раз говорите вы мне это?Бессемёнов. И еще, и без конца, до гроба говорить буду! Ибо – обеспокоен я в моей жизни. Вами обеспокоен… Зря, не подумавши хорошо, пустил я вас в образование… Вот – Петра выгнали, ты – в девках сидишь…Татьяна. Я работаю… я…Бессемёнов. Слыхал. А кому польза от этой работы? Двадцать пять рублей твои – никому не надобны и тебе самой. Выходи замуж, живи законным порядком, – я сам тебе пятьдесят в месяц платить буду…Акулина Ивановна (все время разговора отца с дочерью беспокойно вертится на стуле, несколько раз пытается что-то сказать и, наконец, ласково спрашивает). Отец! Ватрушечки… не хочешь ли? От обеда остались… а?Бессемёнов (оборачиваясь к ней, смотрит на нее сначала сердито и потом, улыбаясь в бороду, говорит). Ну, тащи ватрушки… тащи… Эхе-хе! (Акулина Ивановна бросается к шкафу, а Бессемёнов говорит дочери.) Видишь, мать-то, как утка от собаки птенцов своих, вас от меня защищает… Все дрожит, все боится, как бы я словом-то не ушиб вас… Ба, птичник! Явился, пропащий!Перчихин (является в дверях, за ним молча входит Поля). Мир сему дому, хозяину седому, хозяйке-красотке, чадам их любезным – во веки веков!Бессемёнов. У тебя опять разрешение вина?Перчихин. С горя!Бессемёнов. С какого это?Перчихин (рассказывает, здороваясь). Зяблика продал сегодня… Три года держал птицу, тирольской трелью пела, – продал! Почувствовал себя за этот поступок низким человеком и – растрогался. Жаль птицу, привык… любил…(Поля, улыбаясь, кивает отцу головой.)Бессемёнов. А зачем продавал, коли так.Перчихин (придерживаясь за спинки стульев, ходит вокруг стола). Цену хорошую дали…Акулина Ивановна. А что тебе деньги? Все равно зря промотаешь…Перчихин (усаживаясь). Верно, мать! Деньги мне не к рукам… верно!Бессемёнов. Значит, опять-таки не было резона продавать…Перчихин. Был резон. Слепнуть стала птица… стало быть, скоро помрет…Бессемёнов (усмехаясь). Ты однако не совсем дурак…Перчихин. Рази я это от ума поступил? Это от низости натуры моей…(Петр и Тетерев входят.)Татьяна. А Нил где?Петр. Ушел с Шишкиным на репетицию.Бессемёнов. Где это они играть хотят?Петр. В манеже. Спектакль для солдат.Перчихин (Тетереву). Божьей дудке – почтение! Синиц ловить идем, дядя?Тетерев. Можно. А когда?Перчихин. Хоть завтра.Тетерев. Не могу. Покойник есть…Перчихин. До обедни?Тетерев. Могу. Заходи. Акулина Ивановна! А не осталось ли чего-нибудь от обеда? Каши или в этом роде чего-либо?..Акулина Ивановна. Изволь, батюшка, есть. Поля, принеси-ка там…(Поля уходит.)Тетерев. Премного благодарен. Ибо сегодня, как вам это известно, не обедал я по случаю похорон и свадьбы…Акулина Ивановна. Знаю, знаю…(Петр, взяв налитый стакан, уходит в комнату за аркой, сопровождаемый испытующим взглядом отца и недружелюбным Тетерева. Несколько секунд все пьют и едят молча.)Бессемёнов. А хорошо ты, Терентий Хрисанфович, заработаешь в этом месяце. Почти каждый день покойник.Тетерев. Везет… ничего.Бессемёнов. И свадьбы часто…Тетерев. И женятся усердно…Бессемёнов. Вот накопи деньжат, да и сам женись.Тетерев. Не хочется…(Татьяна уходит к брату, и между ними начинается тихая беседа.)Перчихин. Не женись, не надо! Нашему брату, чудаку, женитьба ни к чему. Лучше пойдем снегирей ловить…Тетерев. Согласен…Перчихин. Расчудесное это занятие – снегирей ловить! Только что снег выпал, земля словно в пасхальную ризу одета… чистота, сияние и кроткая тишина вокруг. Особенно ежели день солнечный – душа поет от радости! На деревьях еще осенний лист золотом отливает, а уж ветки серебрецом снежка пухлого присыпаны… И вот на этакую умилительную красоту – гурлы! гурлы! – вдруг с небес чистых стайка красных птичек опустится, цви! цви! цви! И словно маки расцветут. Толстенькие эдакие пичужки, степенные, вроде генералов. Ходят и ворчат и скрипят – умиление души! Сам бы в снегиря обратился, чтобы с ними порыться в снегу… эх!..Бессемёнов. Глупая птица, снегирь.Перчихин. Я сам глупый…Тетерев. Рассказано хорошо…Акулина Ивановна (Перчихину). Младенец ты…Перчихин. Люблю птичек ловить! Что есть на свете лучше певчей птицы?Бессемёнов. А ловить ее, птицу-то, грех. Знаешь?Перчихин. Знаю. Но ежели люблю? И ничего кроме делать не умею.
1 2 3 4 5