Но всё, что касалось убийства, он писал тем же мелким, круглым почерком, каким была написана выдержка из письма Плиния Траяну. И можно было думать, что это уже его индивидуальный почерк. Великолепно, ромбом, было нарисовано:
"Мышление есть долг всякого грамотного человека."
Славянской, затейливой вязью:
"Я никогда не позволю себе забыть насмешек надо мной."
А круглый почерк говорил:
"Внезапность не исключает предварительного и точного изучения условий жизни намеченного лица. Особенно важно - время и место прогулок. Часы возвращения из гимназии с уроков. Ночью из клуба."
Две страницы заняты подробным и сухим описанием прогулки в лодках по Волге, затем косым почерком, буквами, переломленными посредине, начертано:
"У Пол.Петр. дурная привычка чесать пальцем под левым коленом. Она любит сидеть закинув ногу на ногу, от этого и чешется под коленом, вероятно застой крови. Он этого не замечает, дурак. Он вообще глуп. И не хорошо, что она часто спрашивает: "Да что вы?" - это у неё выходит насмешливо. Полина значит Пелагия, Пелагия - имя, собственно, вульгарное, деревенское."
И снова - круглый почерк:
"Уехать из города и неожиданно возвратиться. Сесть на извозчика, - это очень глупо говорят: сесть на извозчика, надо: нанять извозчика. По дороге домой соскочить с пролётки, под видом, будто заболел живот, сбегать, убить и ехать дальше..."
Далее - калмыцкое лицо женщины и уродливо коротконогий человек с маленьким лицом без глаз; на месте их - вопросительные знаки. Очень пышная борода.
Затем - хитрым почерком подьячего:
"Он стал бывать, т.е. ходить в гости к старой чертовке, поэтессе Мысовской. У неё собираются местные революционеры."
И снова круглый почерк:
"Внезапность действия - гарантия успеха. Извозчика нанять старика, по возможности, со слабым зрением. Соскочить - схватило живот. Проходным двором идти прямо на него, но - не здороваться, чтоб он растерялся. Миновать и, внезапно повернувшись, ударить с бока в m.c. (приведено сокращённое до двух букв латинское название мускула). Быстро возвратиться к извозчику, оправляя костюм, грубо смеясь над собой. Дома послать в аптеку за желудочными каплями. Когда всё обнаружится, вести себя с любопытством, легкомысленно. Участвовать в торжестве похорон. Конечно."
Больше записей на эту тему не было, последняя же заканчивалась виньеткой: могила без креста, над нею сухое обломанное дерево, вокруг густой бурьян, а в небе плачет калмыцкое лицо луны.
Дальше было ещё четыре записи:
"Прочитал в немецком романе глупую фразу: профессор спрашивает свою невесту:
- Адель, почему вы всегда переговариваете всё, что я вам ни скажу."
"Сегодня на закате солнца в саду удивительно пел скворец, пел так, как будто это он уже в последний раз поёт."
"Встреча с человеком не всегда грозит опасностью, но всё-таки надо быть очень проницательным, выбирая знакомых. Я никогда больше не позволю себе знакомиться с рыжими."
"Зубную боль хорошо чувствует только тот, у кого болят зубы, и только тогда, пока они болят. Затем человек забывает, как мучительна зубная боль. Было бы полезно, чтоб зубы болели хотя раз в месяц, но обязательно в один и тот же день, у всего населения земного шара. При этом условии люди, вероятно, научились бы понимать друг друга."
Этим заканчивалась книга тихого учителя чистописания, озаглавленная им "Пища духа".
Московский студент Маньков, убийца своей жены, в последнем слове на суде защищался так:
- Она убита, и она - мученица, она теперь, может быть, святая, в раю, а мне осталось всю жизнь нести тяжкий крест греха и раскаяния. За что же ещё наказывать меня, если я уже сам себя наказал? Вот я теперь ем яблочки, яички, как прежде ел, а вкуса они прежнего, милого уже не имеют, и ничто не радует меня - за что же наказывать?

1 2