Археолог бросила взгляд в окно – внезапно ей сделалось страшно. Но она быстро убедилась, что потрёпанная дамба по-прежнему сдерживает натиск моря.
– Что за чертовщина? – выдохнул Рэнкин, уставившись в экран сонара.
– Ты это почувствовал? – спросила Бонтьер.
– Почувствовал? Да я вижу это прямо на экране!
– И что же это?
– Хотел бы знать! Слишком неглубоко, чтобы быть землетрясением… да и всё равно, П-волны не такие, – задумчиво ответил он и что-то отстучал на клавиатуре. – Вот, пожалуйста, снова утихло. Наверное, какой-то туннель обвалился.
– Слушай, Роджер, мне нужна помощь, – обратилась к нему Бонтьер, укладывая на панель мокрый нейлоновый футляр и расстёгивая «молнию». – Знаком с такой игрушкой?
Рэнкин по-прежнему пялился на монитор.
– Что это? – спросил он.
– Дозиметр. Это для…
– Секундочку. Дозиметр? – переспросил Рэнкин, отводя взгляд от экрана. – Ну, ладно. Да, знаком. Не такие дешёвенькие игрушки. Где ты его взяла?
– Ты знаешь, как он работает?
– Более-менее. Я как-то работал на горную компанию, мы с помощью таких приборов пытались найти уранитовые отложения. Хотя те штучки не такие продвинутые.
Рэнкин щелчком включил прибор и отстучал на крошечной клавиатуре несколько команд. На экране возникла мерцающая трёхмерная сетка.
– Направляешь детектор, – объяснил он, водя из стороны в сторону похожим на микрофон выступом, – и на экране рисуется профиль радиоактивного источника. Интенсивность даётся цветом. Синий и зелёный – самый низкий уровень радиации, и так далее, по всему спектру. Белый – самый мощный. Хм, однако, его нужно прокалибровать…
Весь экран рябил полосами и чёрточками, кое-где попадались голубые пятнышки и линии.
Рэнкин нажал на несколько кнопок.
– Будь я проклят, здесь слишком сильно фонит. Наверное, прибор свихнулся – как и всё на этом острове.
– Он работает как надо, – ровно сказала Бонтьер. – Фиксирует излучение от Меча Святого Михаила.
Прищурившись, Рэнкин уставился на неё.
– Что ты сказала?
– Меч радиоактивен.
– Ты шутишь? – спросил геолог, не отрывая от неё глаз.
– Нисколько. Причина всех наших неприятностей – радиация.
И она торопливо изложила суть. Слушая, Рэнкин не отрывал от неё взгляда, губы под плотной бородой молча шевелились. Покончив с объяснением, Бонтьер приготовилась выслушивать неизбежные контраргументы.
Но их не последовало. Рэнкин продолжил смотреть на неё, на волосатой физиономии геолога были написаны ошеломление и замешательство. Затем его взгляд прояснился, и он неожиданно резко кивнул, качнув бородой.
– Чёрт, ну надо же! Думаю, это единственное, что может всё объяснить. Я вот думаю…
– У нас нет времени на размышления, – резко перебила его Бонтьер. – Нельзя позволить Найдельману открыть ларец.
– Да, – медленно, словно в трансе, ответил Рэнкин, всё ещё погружённый в свои мысли. – Да, должно быть, он радиоактивен как не знаю что – раз утечка доходит до поверхности. Вот дерьмо, нас всех может поджарить. Неудивительно, что приборы с ума посходили. Впрочем, сонар очистился как раз настолько, чтобы…
Голос смолк, когда взгляд геолога снова упал на приборную панель.
– Христос на велике! – с изумлением воскликнул он.

53

Найдельман неподвижно стоял на дне Водяного Колодца. Над головой загудел лифт, увозя Стритера и Хатча, покуда те не скрылись из вида в джунглях брусьев.
Капитан не слышал уходящего лифта. Он бросил взгляд на Магнусен, которая снова прижалась лицом к отверстию в железной плите. Инженер часто-часто дышала. Без лишних слов он отодвинул её в сторону – она сдвинулась вяло, словно сомнамбула, – после чего схватил леер безопасности, прикрепил к лестнице и пролез в дыру.
Найдельман опустился у ларца с мечом, толчком вызвав дюжину новых золотых ручейков. Он постоял там, всматриваясь в длинный гроб, не обращая внимания на вопиющие богатства, заполняющие сокровищницу. Затем медленно, чуть ли не благоговейно, опустился на колени, отмечая мельчайшие детали сундука.
Пять футов в длину, два в ширину. Свинцовые бока украшены серебром, уголки и краешки искусно отделаны золотом. Ларец крепился к металлическому полу сокровищницы четырьмя полосками железа, уложенными крест-накрест; несколько грубоватая клетка для такого великолепного пленника.
Найдельман осмотрел ящик ещё пристальнее. Ларец поддерживали лапы орла с когтями, отлитые из чистого золота. Каждая лапа сжимала державу; очевидно, в стиле барокко, их добавили много позже. Действительно, показалось, что весь гроб представляет собой дикую помесь стилей – от тринадцатого века и до ранней эпохи испанского барокко. Свинцовый ящик, конечно, продолжали украшать столетие за столетием, и каждая новая серия украшений делалась всё роскошнее.
Найдельман протянул руку и дотронулся до металлических украшений, с удивлением ощутив, что они чуть ли не тёплые. Провёл рукой по железным полоскам, кончиком пальцев дотронулся до украшений. В течение долгих-долгих лет не проходило ни дня, в который он не представлял себе этот миг. Найдельман частенько рисовал в воображении картину – как он увидит ларец, дотронется до него, откроет – и, самое главное, достанет содержимое.
Бесчисленные часы проводил он в размышлениях о форме меча. Иногда представлял огромный римский меч из янтаря, быть может, меч самого Дамокла. Иной раз перед ним возникали образы варварского орудия сарацинов – серебряное лезвие с золотым орнаментом; византийского палаша, усыпанного драгоценными камнями и чересчур тяжёлого, чтобы его можно было поднять. Найдельман даже представлял, что это будет меч Саладина, который вернули крестоносцы, – из дамасской стали, инкрустированной золотом и усыпанной алмазами из копей царя Соломона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134