Масангкэй работал, а дождь всё усиливался. Мелкие лужицы собирались в самых низких местах плато. Холодный запах льда медленно смещался к северу от моря, от пролива Франклина. Слышался отдалённый раскат грозы. Любопытные чайки прилетели и кружились у него над головой, издавая крики одиночества и отчаяния.
Дыра углубилась на фут, затем на два. Под слежавшимся слоем гравия наносной песок был мягок, и его было легко отбрасывать в сторону. Холмы исчезли, спрятались за надвинувшейся завесой дождя и тумана. Масангкэй продолжал работу, постепенно избавляясь от куртки, затем от рубашки, а потом и от футболки. Одежда летела прочь из ямы, в которой он трудился. Грязь и вода смешивались с потом, который струился по его спине и груди, стекая по выпуклостям и впадинам мускулатуры. Борода промокла насквозь.
Затем Нестор с криком остановился. Припал к земле, смахивая песок и грязь с твёрдой поверхности, покоившейся под его ногами. Он позволил дождю смыть с неё последние остатки грязи.
Внезапно мужчина вздрогнул в шоке и замешательстве. Затем упал на колени, будто собираясь молиться. Благоговейно протянул свои потные руки к поверхности. Дыхание стало прерывистым, глаза дикими от изумления, пот и дождь стекали месивом с его лба. Сердце молотом билось в груди — от напряжения, возбуждения и невыразимой радости.
В этот миг взрывная волна яркого света вырвалась из продолбленного отверстия. За ней последовал необычайный гулкий рокот, который прокатился по долине, отражаясь эхом — и умирая среди далёких холмов. Оба мула на шум подняли головы. Они увидели, как небольшой клочок тумана разделился на части и медленно исчез под дождём.
Привязанные мулы безучастно отвернулись от этой сцены. На остров Одиночества спускалась ночь.
Isla Desolacion, 22-е февраля, 11:00
Длинное кожаное каноэ рассекало воды пролива, стремительно продвигаясь вперёд с приливным течением. Человек, стоявший в нём на коленях, небольшого роста и напряжённый, опытными движениями орудовал веслом, направляя каноэ поперёк зыби. Тонкий хвост дыма поднимался от коптящего костра, разложенного на влажном глиняном щитке посередине лодки.
Каноэ обогнуло чёрные рифы острова Одиночества, направилось в спокойные воды небольшой бухты и причалило к каменистому берегу. Человек выпрыгнул из лодки и подтянул каноэ выше отметины, оставленной самым сильным приливом.
Не так давно, мимоходом, он услышал новости от бродяги-рыбака, который жил в одиночестве в этих холодных морях. Известие о том, что мужчина, судя по всему, иностранец, посетил этот удалённый и негостеприимный остров, и в самом деле было необычным. Но ещё более странным было то, что прошёл месяц — а иностранец, очевидно, так его и не покинул.
Он замер, поймав что-то в поле зрения. Продвинувшись вперёд, поднял кусочек разбитого вдребезги стеклопластика, затем ещё один. Глянул на обломки повнимательнее, смахнул и отбросил прочь волокна с обломанных краёв. Останки лодки, недавно потерпевшей крушение. Возможно, объяснение было простым.
То был очень своеобразный мужчина — старый, темнокожий, с длинными серыми волосами и тонкими усиками, которые сникали на подбородок и ниже, наподобие нитей паутины. Несмотря на холод, он был одет лишь в грязную футболку и мешковатые шорты. Деликатно поднёс палец к носу, высморкал сопли: сначала из одной ноздри, потом из другой. Затем он вскарабкался на риф, охраняющий вход в бухту.
Замер на его краю, и чёрные глаза внимательно осмотрели землю в поисках следов. Усыпанная гравием почва в оспинах мха была рыхлой, ноздреватой от бесконечных циклов замерзания и таяния снега. Она замечательно сохраняла отпечатки ног — и копыт.
Старик пошёл по следам. Те окольным путём поднимались к снежной равнине. Там они поворачивали вдоль обрыва и, в конце концов, спускались в долину. На самом краю, откуда открывался вид на долину, отпечатки останавливались и беспорядочно толпились. Человек замер, пристально глядя вниз на бесплодный пейзаж. Там что-то было: цвет отличался от остального ландшафта. Слабый отблеск солнечного света отражался от гладкого металла.
Человек принялся торопливо спускаться.
Первым делом добрался до мулов, всё ещё привязанных к камню. Те уже давно были мертвы. Его глаза жадно бегали по земле, загораясь алчностью при виде припасов и оборудования. Затем он увидел мёртвое тело.
Двигаясь внимательно и осмотрительно, старик подошёл ближе. Труп лежал на спине, в сотне ярдов от недавно вырытой ямы. Мертвец был обнажён, лишь обрывок обгоревшей одежды прилип к обуглившейся плоти. Его чёрные, обожжённые руки были подняты к небу, наподобие когтистых лап мёртвой вороны. Обе вывихнутые ноги поджаты к раздавленной груди. Дождевая вода набралась в глазницы, и в двух маленьких лужицах отражались небо и облака.
Старик попятился, как кот — осторожно, шаг за шагом. Затем остановился. Довольно долго он казался приросшим к месту, наблюдая и размышляя. А потом — медленно, не поворачиваясь спиной к почерневшему телу — перенёс своё внимание на сокровища, рассыпанные по земле.
Нью-Йорк, 20-е мая, 14:00
Павильон аукциона «Кристис» представлял собой большое помещение, обрамлённое в светлое дерево и освещённое прямоугольниками люстр, свисавших с потолка. Хотя его паркетный пол был выложен прелестной «ёлочкой», последняя была почти незаметна под бесчисленными рядами заполненных до отказа кресел — и ногами репортёров, опоздавших и просто зрителей, которые толпились в дальнем конце помещения.
Когда председатель «Кристис» взгромоздился на подиум, в комнате воцарилась тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149