- В Германии, - говорю.
- В Дармштадт, их казармы в Дармштадте.
- А вон, не видите, их казармы там внизу?
Она глазами запухшими хлопает.
- Я вам парашют привяжу и вы прямо на плац, где ученье. Он шагает, а вы, как бабочка, с неба. Она:
- Ах, как бабочка! Аин донмет елфинг. Только я с парашютом боюсь.
- А вы тогда валите без парашюта.
- Ах, - говорит, - лучше, как бабочка.
- Ну, я вам сейчас подвяжу парашют.
И стал я ей ее тряпки за спину приматывать, она два раза просыпалась, пока я все ее барахло к ней прикручивал. Потом дал ей какую-то ее подвязку в руку, говорю:
- Просчитайте до десяти и вот его дерните, и парашют раскроется.
Она:
- Как бабочка?
- Да, да! Вались!
И раскрыл дверь. Она стала в дверях и поеживается. Из дверей мороз. Я ей дал пинка и захлопнул дверь".
6.
Я оттолкнул эти листки. Нет! Не может быть: врет, врет он. Не привязывал он ей за спину ее одежды. Нарочно выдумал, что сунул подвязку. Вдруг у меня сразу возникла мысль: это доктор, доктор проклятый выдумал этот бред и прислал мне. Разыгрывает меня как дурачка. Потому и на машинке все это напечатано, что доктор знал: по почерку я его сразу узнал бы. Он наслушался там в больнице всяких бредов - и вот этакого отвратительного садистического воображения с каким-то еще издевательством, с грязным изобретательством.
Я решил сейчас же бежать в больницу. Я пойду прямо к нему в кабинет и скажу: "Эх вы, батенька! Уж, думаете, на такого простачка напали? Довольно-таки дешевая, скажу, выдумка эти ваши экзерсиции в авантюрном стиле с присвистом. Не собираетесь ли печататься, дорогой мой? Этакий, скажу, самотек у нас - и этак свертком этим (сверну в трубку рукопись) помахаю у него перед носом. Ох, уж и помахаю!"
Так я думал и с этими мыслями пустился к больнице.
Это за городом. Приспел только к вечеру, было темно. Привратник меня знал, меня пропустили. Я пробежал через сад и позвонил у парадной. Не повезло: полчаса назад мой доктор укатил в город. Я спросил, кто дежурит? Я хотел убедить провести меня к этому больному, войти и прямо спросить: это вы писали? Эту гадость? Но тут же я сообразил, что можно и без этого: он в первом этаже, окна его выходят в сад. Если он пишет, я увижу. Ну, чернильницу, бумагу хотя бы на столе или на койке. Я вышел в сад. Крадучись, я шел по аллее, глядел в окна. Вот с решетками. Но их не было.
И вдруг я остановился: он! Он сидел за столом, как и тогда, спиной к двери. Я встал на садовую скамейку, мне виден был теперь и стол. Тупое серое лицо. Как хорошо разглядывать, когда вас не видят! Он глядел в стол. Что-то было у него в руках. Бумага! Да, я видел ясно, как он взял лист бумаги, аккуратно оторвал четырехугольный кусочек и стал свертывать "козью ножку",. Он стал насыпать туда махорки, лениво и сосредоточенно. Он закурил и вдруг стал подымать голову" как будто почуял мой взгляд. Но в это время кто-то негромко, но очень крепко сказал сзади меня:
- Гражданин! Вы что тут?
Я вздрогнул:
- Я, пожалуйста, сторож меня опознает.
Меня вывели. Ужасно неприятно.
И конечно: он курит эту бумагу, нарочно, назло им курит. Показать, что не станет писать. Я, чтобы успокоить подозрение на мой счет, написал своему приятелю записку:
"Все неудачно сочинено вами самими. Неужели на такой мякине думали меня провести?"
Записку оставил сторожу.
Все-таки карандаш у него на столе я видел. Кажется, и баночка какая-то. Может быть, впрочем, это лекарство, бром там или что им дают?
Нет, решительно: это все фокусы доктора. Подтрунить над писателем. Нет, голубчик, мы тоже в своем деле коечто смыслим. Но когда я вернулся домой, я снова сел за эти листки. Я начал читать исследовательски, подозрительно присматриваясь к слогу, к отдельным словам. Но скоро, признаюсь, я это бросил и решил прочесть первый раз начерно - все подряд.
Вот что было написано дальше.
7.
"Может, она только до пяти досчитала, начала эту подвязку дергать, аж рвать. А в Нью-Йорке дым большой было видать, должно, горело что-нибудь. Я стал слушать радио. Из Берлина передавали, что все ошибка, что телеграмма это мошенничество биржевого жулика, и что между прочим биржа вроде закрыта до проверки. Я дождался конца передачи и дал по своему радио на берлинскую волну: "В Нью-Йорке в сумасшедшем доме водопровод лопнул и через это все сумасшедшие повыскакивали и по улицам на всех четырех бегают и людей за зад кусают. Имейте совесть пособить".
А потом я поставил курс на Европу, прямо на один городишко. Названье у него не здорово разобрал, но вроде немецкое. Так, чтоб можно было время провести. Денег у меня хватало, а достать тоже всегда можно. Там видно будет, а пока мне спать хотелось - от нее, от немки этой, вряд ли что осталось. Уснул я вполне удобно.
Проснулся - жрать охота, в кишках мурлычет, что пять котов. Глянул на двор - ночь. На указателе аккурат над тем городишком. Внизу чуть огоньки мигают. Потом рассмотрюсь, а пока надо пожрать. Сейчас включаю, значит, духовку электрическую, банку консервов туда. Раз, два - и готово у меня, и чистенько. Рванул три рюмашечки, подзаправился - веселей стало. Банку вниз - пусть летит для повестки - я приехал. Может, какому там фраеру по маковке попадет. Тут, смотрю, с востока сереть стало. Решил - закопаю Паспарту, а сам джентельменом в город: шпрехен зи дейч? Дал вниз. Верно: городишко. На моей карте больно мелко написано. А не все одно? Лень было мне в лупу на него пялиться.
Я опять ту же музыку! За город, нашел поле пустое, Паспарту под землю, аппаратик через плечо. Иду. На хорошее шоссе вышел. Уж совсем серо. На мне очень даже приличная пара, а пальтишко прямо шикарное.
Вид вполне серьезный. Поэтому иду смело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25