Согнали под оружием всех на берег - и пытать: "Где советские войска, какое у них оружие?" Капитана били-били - молчит. Они кричат: "Боцмана!" Притащили меня в штаб, стали допрашивать - я молчу. Предложили сигареты, а я говорю: "Не курю!" Тогда один молодой офицерик закурил сам и сигаретой мне в глаз. Один-то у меня окалиной побит, так он в другой прицелился... Я хоть раньше никогда никого пальцем не трогал, схватил табуретку: "Ну, сейчас они меня уложат, но и я их всех переломаю".
Я посмотрел на руки Никоныча, усмехнулся: таким кулаком приложишь все винтики-шурупчики разлетятся!
- Разбежались японцы по углам, побоялись... И стали остальных допрашивать. Всех били, допрашивали... - сказал боцман. - А уж когда приехали за нами наши представители из посольства, самураи такими хорошими прикидывались! Конфетами угощали, вино наливали. Тоже тумана напускали. Только мы ни к чему не прикасались!.. - Боцман прищурил глаз и сказал уже тише: - Народ-то японцы неплохой, работящий. И моряки хорошие, и рыбаки. Да ведь сидит среди них где-то и тот фашист. Он ведь молодой был. Так что ходить по Японии я хожу, глядеть - гляжу. Где-нибудь он, офицерик, среди тумана да вынырнет. Вот так! Такая с туманом история.
- Да, история - хоть капитану рассказывай! - заметил Яша.
- Это точно! - поддержал его Витя. - Хотя капитан не истории любит, а историю. Вот любит! И знает назубок. Где какое сражение, какая морская битва.
- Ага! - подхватил Яша. - По рубке ходит, а на горизонте, поди, видит Трафальгар или Синоп.
- Смотри-ка! И ты сечёшь в этом деле? - поддел его Витя.
- А как же! С каким капитаном плаваю! От капитана на судне вся музыка, - сказал Яша.
СРАЖЕНИЕ
Теперь, заглядывая в рулевую рубку, я тоже примечал: капитан и впрямь ходит, как адмирал перед боем. Ушаков - и только! То вглядывается в горизонт, словно видит там вражескую эскадру, то окидывает взглядом поле исторического сражения, а порой втянет голову в плечи и думает, думает, словно решает ход боя. Как-то я пошёл к нему за книгой и остановился у порога каюты. На полках стояли фолианты с золотыми тиснениями. История! Из магнитофона разносилась музыка композитора Равеля. Такая, что под неё армиям двигаться в решительную битву:
Трам, та-та-там, та-та-там, та-та-там!
Трам, та-та-там, та-та-там, та-та-там!
Капитан стоял у стола над картой, выстукивал эту мелодию пальцем. Точно разбирал какое-то сражение...
- Разрешите? - сказал я тихо.
- А, - улыбнулся Пётр Константинович, - входите. А я тут раздумываю, как лучше провести одно дело. - И он показал на карту.
Я подошёл ближе.
Никакой карты не было. Вместо неё на столе белел лист ватмана, на котором был вычерчен наш "Новиков".
- Вот думаю, как бы перестроить наши трюмы, чтобы брать больше грузов, удобней ставить контейнеры. Кажется, кое-что придумал.. .
Капитан посмотрел на меня и тряхнул головой:
- Но переделать пароход - всё равно что выиграть сражение.
Я рассмеялся: он, оказывается, не только про историю помнит.
- Не верите? - спросил капитан. - Целое сражение! Самое настоящее! воскликнул он и, пройдясь по каюте, пропел: - Трам-та-та-там, та-та-там, та-та-там! Трам-та-та-там, та-та-там, та-та-там!
Потом вдруг посмотрел исподлобья в окно, словно увидел на горизонте предстоящее сражение, выигранный бой и наш "Новиков". Только он был ещё красивее, быстрее, лучше.
СКОЛЬКО ЕЩЁ ДО АМЕРИКИ?
Ночью я стоял рядом с вахтенным и всматривался в чёрные с белыми гребешками волны, когда капитан вошёл в рубку.
- Что, не терпится Америку увидеть? - спросил он.
- Не терпится, - сказал я.
- Ничего, - рассмеялся капитан. - Скоро начнётся: "Дорого-дёшево, дорого-дёшево".
- Как это? - не понял я.
- А так! О чём бы они ни говорили, всё оценят: дорого или дёшево. Дом? "Дорого-дёшево". Земля? "Дорого-дёшево". Гость? "Дорого или дёшево".
Я посмотрел на капитана, не шутит ли. А он глянул в окно и спокойно сказал:
- Сейчас узнаем, сколько вам ждать... Атлас Вогизыч! Сколько до Америки? По-моему, три тысячи пятьдесят миль.
Я удивился: будто у него в голове целый вычислительный центр: раз, раз - и готово!
- Три тысячи четыреста шестьдесят, Пётр Константинович! - крикнул Атлас.
- Завтра определимся по звёздам, - сказал капитан.
За окном всё гудел ветер. Звёзд не было. Но на горизонте (или мне показалось?) вдруг вспыхнуло какое-то пятно и засветилось облако. Потом пламя поднялось выше.
Атлас Вогизыч, выбежав на крыло, тревожно крикнул:
- Пётр Константинович! Судно! Смотрите!
- Это вон то, где пожар? - небрежно спросил капитан. Я поразился. На тебе: пожар, а он хоть бы что!
- Это поднимается луна, штурман! - усмехнулся капитан.
Атлас засмеялся:
- Вот ёлки-палки!
В самом деле, через несколько минут из облака вырвался серп, боднул одну тучу, другую и быстро побежал вперёд. А за ним по морю потянулась ломкая золотая дорожка.
И капитан сказал:
- Ну вот, будет завтра боцману радость! Так оно и получилось.
Повеселел к утру ветер, напружился, навалился на стену тумана и сдвинул её за корму. Вырвалось сверху солнце, вывалило разом все лучи. Будто долго было связано, и вдруг лопнула эта связка, разлетелся свет во все стороны. На палубу, на облака.
Посинели волны, побежали широкие, чистые, каждая с белым воротником.
Боцман вышел, глазом, как миноискателем, прошёлся по палубе, посмотрел вверх и шумнул:
- Ну, гвардия, за дело! Не терять солнышка.
ОТ АКУЛ ДО ЗВЕЗД
Как-то ко мне в каюту заглянул Федотыч:
- В машину сводить просил?
- Просил, - сказал я.
- Ну пошли. Только забежим за Виктором Санычем. Но Виктор Саныч, закатав рукава, вычерчивал на ватмане трюмы, размечал положение груза и отмахнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53