А возле неё объявился зеленоватый светлячок: локатор обнаружил рядом с нами какое-то судно.
Скоро за бортом появилось голубое сияние.
Я выглянул за дверь.
Ничего себе светлячок! Нас обгонял четырёхпалубный лайнер. Все палубы его были ярко освещены. В открытых дверях тут и там темнели фигурки пассажиров. Иллюминаторов было так много, и все они так весело отражались в воде, что казалось, по морю плывёт целый праздничный город.
С теплохода доносилась музыка. И жаль было, что она проплывает так быстро.
Через час светляков в локаторе стало ещё больше. Будто в него насыпали горсть каких-то светлых зёрен.
Штурман посмотрел на экран, схватился за голову, крикнул:
- Вахтенный, право руль! - и побежал звонить капитану. Шубенко вошёл в рубку, сонно тряхнул головой:
- Ну, сейчас достанется! Опять перед заливом пошли катера.
В это время туман полез влево - будто за шнурок потянули штору, - и впереди обозначились сотни пароходов, больших и малых.
Я снова посмотрел в локатор. Там пятна были светлые, а в заливе суда стояли тёмные. Они едва заметно качались на воде и, казалось, чего-то ждали. На трубе каждого из них было нарисовано солнце.
Шубенко закурил и тревожно сказал:
- Японцы-то, кажется, бастуют. А если бастуют и грузчики, застрянем!
В рубке раздался писк радиотелефона, потом в нём кто-то захихикал, и вдруг несколько голосов затараторили по-японски.
Тогда Шубенко снял трубку и спокойно сказал:
- Кавасаки, Кавасаки! Аи рашен шип "Витя Чаленко"... Я - "Витя Чаленко". Жду лоцмана. Жду лоцмана.
- "Ви-ть-тя Тш-а-аленко"? - спросил откуда-то с берега тонкий голосок.
И началась весёлая перекличка... Мы входили в Токийский залив.
МАТРОССКОЕ ИМЯ
Как-то разом всё заалело. Я положил руки на поручни и удивился: руки-то у меня алые!
Сопки вдали светились, будто пламенеющие горы угля. Алыми стали вокруг пароходы, кричали алые чайки. И навстречу нам по-утреннему бодро торопился алый катер с большими буквами: "Peilot".
С катера на трап ловко прыгнул лоцман и, раскланявшись, побежал в рубку. На нём был лёгкий серый костюм, резиновые сапожки. А короткие, ёжиком, седые волосы розово блестели, как иней в зимнее утро. На боку у него висел транзисторный передатчик с тонкой сверкающей антенной.
Лоцману сразу подали, как положено, кофе. Он взял с подноса дымящуюся чашечку, высунулся в окно, глянул влево-вправо и тут же отдал команду по-японски на буксир, а по-английски - вахтенному.
Вахтенный повторил команду и повернул руль.
В транзисторе тоже послышался голос: на катере повторили команду. И мы двинулись вперёд.
Теперь громадные пароходы, стоявшие безмолвно на якорях, оказались совсем рядом.
Шубенко не ошибся: японцы бастовали.
- Тысяча двести судов! - сказал лоцман и сделал глоток из чашечки. Стоят два месяца. Просят увеличить заработок.
- Требуют! - уточнил Шубенко.
- Да, да, требуют, - закивал лоцман.
Скоро рейд остался позади, а навстречу нам из порта пошёл громадный голубой голландец "Принц Оранский"... Лоцман что-то сердито закричал, грозя ему пальцем.
- Куда же он - прямо на нас? - спросил я у Шубенко.
- Обойдёт! - уверенно сказал капитан.
"Принц" тут же взял правее, гуднул. На борту у него собралась команда. Все смотрели на нас, читали название. Наверное, гадали, кто это такой "Вит-ья Тща-а-аленко". Принц? Президент?
Конечно, не всякий знает, что был на земле такой мальчишка, хотел стать моряком. А началась война, надел матросскую тельняшку и прибился к взрослым, в разведку. Отважным был разведчиком, отправлялся в поиск, ходил за "языком".
Как-то во время боя залегли бойцы у высоты под смертельным огнём - дот на пути, косит из пулемёта. А Чаленко взял гранаты и пополз.
Пробрался к доту поближе и бросил в амбразуру гранату, другую - под корень! - и поднялся во весь рост: "Вперёд!"
Весь взвод метнулся к вражьим окопам. А впереди мальчик с автоматом.
Выбили с высоты фашистов.
В каждом бою старался Витя быть впереди. А когда упал от пули, только и попросил друзей: "Передайте маме мой орден, блокнот, бескозырку и скажите: пусть не плачет".
Погиб, как настоящий матрос.
Вот чья фамилия на нашем борту, вот чьё имя читают моряки во всех портах, по всем океанам.
ПЕРЕВЁРНУТЫЕ МАЛЬКИ
Я всматривался вперёд. Было мне легко, радостно. Снова вижу море, Японию, корабли!
Одно удивляло: рыбаков-то в заливе нет! Нет маленьких рыбацких шхун, на которых суетятся в синих куртках работящие японские рыбаки. Не видно ни флажков с солнышком, ни сетей.
Я сказал капитану:
- Рыбаков-то не видно.
- Да что ты! Какие теперь в заливе рыбаки, какая рыба! Всё отравили.
Я вздохнул раз-другой, даже нёбо защипало от кислоты и серы.
А Бойс выглянул в дверь, повёл носом и недовольно спрятался в рубку.
Вода вокруг стала коричневой, рыжей. У борта проплыла дохлая рыбина, за ней другая. Потом появилась стайка странных мальков. Они то подпрыгивали, то старались уйти вглубь, но один за другим переворачивались и, мёртвые, плыли вслед за большими рыбинами...
На минуту над заводами, над мачтами пароходов всплыло солнце, всё облило малиновым светом, но тут же ввалилось в густую полосу дыма, задохнулось и, вздрагивая, заколыхалось в облаках гари. Как перевернувшийся малёк.
Запахло циновками, загрохотали портовые краны, и показались пакгаузы с иероглифами на стенах.
Мы пришвартовались.
По трапу к нам уже бежали раскосые смуглые грузчики в оранжевых касках, в тряпичных тапочках - большой палец отдельно - и приговаривали по-русски: "Давай-давай!" Началась выгрузка.
ПОРЯДОК!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53