Если в первый раз он принял спасение котёнка как игру, как привычную погоню за палкой, то сейчас спасал его всерьёз, напрягая силы. Доплыл, взял в зубы, повернул обратно, вынес, положил к Федькиным ногам.
И тут одна из девочек, всхлипнув, сказала:
– Пускай лучше у нас живёт. Маманя не заругает. Она добрая. В хлевушке будет спать…
Вторая – поменьше, очень похожая, босоногая, с красными, как у гусёнка, ступнями – повторила, тоже всхлипнув:
– Не заругает. Добрая. В хлевушке. Сестрички подобрали котёнка в подолы. Именно в подолы: встали друг против дружки, задрав платья, а кто-то из мальчишек положил им мокрого котёнка. Потом все облегчённо загомонили, зашумели и повели девочек к деревне. Федька отстал. Повернулся и долго, пристально смотрел на Бобку. Оглядывались и другие.
Я свистнула Бобку, и мы пошли домой.
С этого дня и до нашего с Васей отъезда в город Бобка пользовался у ребят деревни Солнышкино большой популярностью. Особенно у Федьки. Федька приходил за Бобкой с утра. Мы всегда отпускали его, и он часами играл в лесу, или возле пруда, или на лугу среди своих новых друзей.

* * *

Если бы мне предложили назвать отличительные черты Бобкиного характера, я бы, не задумываясь, ответила: энергия и смелость.
Энергию он проявлял во всём, кроме еды. К еде всегда подходил как к динамиту – медленно, брезгливо – и ел очень мало.
Смел же был безрассудно.
Однажды очертя голову бросился на громадную овчарку, раз в пять больше его самого – лишь за то, что та посмела заглянуть в наш двор.
С разгона Бобка вцепился овчарке в загривок, впился, как клещ, и повис, болтая лапками.
От неожиданности и ужаса овчарка взвыла, завертелась, пытаясь сбросить маленького негодяя. Но он только хрипел и вертелся вместе с нею, не разжимая зубов.
Сбежались ребятишки. Я кричала:
– Воды!.. Скорее воды!
Кто-то ринулся в подъезд, и через минуту я опрокинула над воющей овчаркой ведро. Мокрый, оскаленный Бобка свалился на землю. Но тут же вскочил и снова взвился в бесстрашном прыжке. Однако овчарка уже бросилась наутёк.
С тех пор, гуляя с хозяином по переулку, она всегда проходила мимо наших ворот со взъерошенной шерстью, боязливо озираясь, и не совала в них носа.
А ещё у Бобки была страсть к исследованиям.
Не было во дворе уголка, который бы он не облазил. Мало этого: с некоторых пор он решил заняться изучением окрестных переулков.
По утрам мы обычно выпускали его во двор одного, под надзор соседских детишек, зная твёрдо: в определённое время за дверью кухни раздастся требовательный короткий лай – Бобка возвращался домой сам. Днём, пока мы были на работе, а Андрейка в школе, за ним присматривала Хая Львовна. Вечером всегда выводили на поводке Вася или я.
Но вот как-то мы обнаружили, что Бобка нарушил запрет выходить за ворота, решительно семенит по переулку, обнюхивая подворотни, и вообще ведёт себя слишком самостоятельно. Мы стали следить за ним строже. И не напрасно.
Однажды нам в окно забарабанила чья-то девочка:
– Ваш Бобик на тот двор убежал!
Я оделась, выбежала, обыскала соседний двор, куда через забор вела узкая лазейка, но Бобки не нашла. Звала, свистала – безрезультатно. Спрашивала встретившихся женщин и детей. Нет, никто не видел белую маленькую собаку с пятном у глаза…
Вспомнилось, как я искала украденного Бобку в деревне.
Решила обойти все соседние подвальные помещения, сараи. И правда, вскоре в одном из подвалов услышала знакомый тонкий свист.
Бобка лежал на каменном полу у запертой двери в котельную и тонко, призывно свистал.
– Биба, что ты здесь делаешь? – сурово спросила я.
Он знал, что виноват и должен быть наказан.
Помедлив, распластавшись, пополз ко мне чуть ли не на брюхе, – он всегда полз, а не шёл, провинившись.
Я ждала как неумолимый судья. Хорошенько оттрепав, взяла его на поводок и увела домой.
Странное дело! Уже по Буле и Мухе, даже по бедному Тобику я заметила: собаки никогда не обижаются за заслуженное наказание. Они как бы радуются ему: отодрали, мол, и с плеч долой, опять мы с хозяином друзья… Весь этот день Бобка был очень послушен и мил. А на другое утро та же девочка оторвала меня от работы стуком в окно:
– Ваш Бобик обратно на тот двор ушёл!
Теперь я направилась прямо в соседский подвал. Так и есть! Бобка лежал, посвистывая, у двери в котельную, как на посту. Это было неспроста, и я поручила Андрейке узнать, в чём дело.
Оказалось, у истопника того дома была собака – симпатичная чёрная мохнатая дворняжка. Уходя по делам, хозяин запирал её всегда в тёплую котельную – жил он на втором этаже в населённой квартире, где жильцы не любили собак. Бобка познакомился со своей подружкой, наверно, через лазейку в заборе, а теперь решил навещать её в заточении.
С поразительной настойчивостью он стал удирать из дома. Откроет Хая Львовна ненароком кухонную дверь – Бобка, чутко прислушиваясь, вскочит с подстилки, бесшумно скользнёт на кухню, и будь здоров – только его и видели! Можно поручиться, уже дежурит возле котельной: не выйдет ли Лохматка на волю.
Мы с Андрейкой заделали дыру в заборе. Хитрый Бобка умудрялся проскочить наши ворота и, галопом обежав переулок, проникал в соседний двор.
Запирать его дома? Мне казалось это жестоким. Не лучше ли поговорить с хозяином Лохматки? Пусть тот пускает её иногда поиграть с нашим фоксиком…
Из разговора ничего не вышло.
Хозяин Лохматки, мрачный верзила, когда я пришла к нему, ответил грозно:
– Если ваш паршивый кобелёк ещё хоть раз в котельную прибежит, я его поленом пришибу. Мне из-за него и так жильцы покоя не дают. Давеча не у котельной, возле двери в квартиру часа два, зануда, скулил…
Я не могла понять, как грубость этого человека уживалась с нежностью к черномазой Лохматке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29