Кошки добирались до колбасы и сосисок и сбрасывали их вниз. В свою очередь псы надкусывали лакомства, недоступные для кошачьих зубов, например «Царскую» очень твёрдокопчёную колбасу, и оставляли кошкам полакомиться…
В дальнейшем я передал Брэка другому кинологу, и помоечный обитатель нашёл своё жизненное призвание, став лучшей розыскной собакой в милицейском питомнике, где я тогда работал, но пока до этого было ещё далеко.
Я давно знал Аэродромный, там кроме леса и речки имелись обширные поля, удобные для обучения следовой работе. Сначала я ездил туда с собаками из города то в машине, то электричкой, но дорога была далековата, а в электричке мне почему-то ещё и везло на нетрезвых попутчиков, которых при виде ротвейлеров обязательно тянуло на подвиги. В конце концов я нашёл в Аэродромном алкоголика, сдававшего квартиру, и временно перебрался туда.
Мог ли я знать, что там меня ждала ещё одна соседка вроде той, которую я оставил в городской коммуналке? Изменились только декорации, а так всё было очень даже узнаваемо. Каждый день мы с кобелями отправлялись в поля, шли по улице мимо частных домов, и каждый день из определённой калитки выскакивала вредная тётка и принималась орать. И кто мне дал право здесь ходить, и что это у меня за собаки, и почему они без поводков и намордников? И вообще, «понаехали тут»!
Это при том, что внутри посёлка я всегда давал команду «рядом», и псы топали у ноги как приклеенные. Я ещё и ставил Брэка, как менее воспитанного, на всякий случай между Ханычем и собой. Он и не рыпался, хотя с тёткиного двора раздавался воинственный лай цепного полукавказца. Таких собак в деревнях почему-то называют «волкодавами», хотя в действительности всё обстоит ровно наоборот – в голодные зимы волки их исправно утаскивают прямо с цепи.
Убедившись, что криком нас не проймёшь, опасная соседка отправилась к участковому: «Ходють тут всякие». Когда участковый пришёл выяснить мою личность, я продемонстрировал ему ротвейлеров и предъявил удостоверение, выданное в милицейском питомнике:
– Это служебно-розыскные собаки, я здесь их тренирую.
Служитель порядка полностью удовлетворился и больше меня не теребил, благо реальных нареканий на нас не было. Тётку такой результат, однако, не удовлетворил. Бездействие милиции побудило её взять правосудие в свои руки. Теперь при нашем появлении она распахивала ворота и… травила на нас своего полукавказца, крича на всю улицу, что он вот ужо сейчас сорвётся с цепи и тогда я костей точно не соберу.
Вот до какой степени я ей не полюбился.
Возможно, мне следовало проявить благоразумие и сменить маршрут, но оставлять «поле боя» за скандалисткой было уж слишком противно. Любят подобные личности третировать окружающих, не получая отпора, должно же это на ком-нибудь кончиться? И я продолжал ходить мимо её ворот, рассматривая это как лишнее упражнение на послушание для своих кобелей. А они слаженно топали у ноги, заглядывая в глаза: «Ну как, хозяин, доволен?»
Всё же настал день «Д», когда вредная тётка выбежала из ворот и, загородив мне дорогу, в очередной раз раскричалась. Пока я ей объяснял, что улица – место общественное, а значит, все имеют равное право по ней ходить, в одну сторону и в другую, вдоль и совсем даже поперёк, с собаками или без, я поневоле отвлёкся от управления кобелями… и мерзавцы, конечно, не преминули этим воспользоваться.
Мы с тёткой одновременно обернулись на истошные вопли полукавказца. И увидели, как Ханыч и Брэк сноровисто, точно два волка на охоте, вынимают «волкодава» из ошейника с явным намерением разорвать его на сорок четыре маленькие болонки.
Я успел вовремя вмешаться, так что дело обошлось без смертоубийства – всего лишь срочным вызовом ветеринара. После этого опасная соседка не только не выбегала за ворота скандалить, по-моему, при виде нас она даже окно занавеской задёргивала.
А потом лето кончилось, и я оттуда уехал.
ГЛАС ВОПИЮЩЕГО
Я говорил уже, что Ханыч родился от суки, принадлежавшей моей родственнице. Соответственно, щенком и в молодом возрасте он очень много общался с моей малолетней племянницей. Они, можно сказать, вместе росли. Без конца что-то затевали, возились, даже дрались. Именно дрались! Не поделят игрушку – и готово, пошёл дым коромыслом. Маленькая девочка с криком колошматила Ханыча по чём попало кулачками и детским пустотелым пластмассовым молоточком, который пищит при ударе. Рассерженный ротвейлер сшибал её с ног и с рыком принимался валять по полу. Племянницы из-под него практически не было видно, только мелькали ручонки с молоточком и слышался визг. Увидел бы это кто посторонний – я думаю, в один момент поседел бы: огромный страшный кобель загрызает маленького ребёнка! Кстати, сердился Ханыч не понарошку, а очень по-настоящему. Кому понравится, когда тебя лупят по носу? Глаза у него наливались кровью, сверкали ощеренные клыки… Однако запрет обижать «щенка», присущий психически здоровому кобелю, срабатывал безотказно. Ханыч ни разу не поранил племянницу. Не причинил ей ни одной ссадины, не поставил ни единого синяка.
И я не запрещал им эти довольно-таки рискованные разборки. Я просто никогда не оставлял их наедине.
Быть может, такое общение и стало причиной того, что Ханыч всю свою жизнь был буквально помешан на детях. Когда мы выходили с ним на прогулку и в пределах видимости появлялись маленькие человечки, Ханыча тянуло к ним как магнитом. Вот тут я грешен: раза два я терял бдительность, и мой кобель, ускользнув от меня, пробирался на территорию детского сада. Там я его и обнаруживал, блаженствующего в буквальном смысле под кучеймалой ребятишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12