- Говорят, кум Фостерклосс не торопится сегодня.
Старик фон Фостерклосс почесал затекшую со сна ногу и полез в
карман за часами. Потом, передумав, вздохнул и тяжело под- нялся с
места. Старик дер Иглуштоссер проводил взглядом его удалявшиеся
валенки, кокетливо обшитые по верху брабантскими кружевами.
- Что-то наш кум Фостерклосс стал больно тяжел на подъем, -
раздумчиво проговорил он, окутываясь после каждого слова клубами
ароматного зеленого дыма.
- Подъем, подъем, подъем, подъем, - встрял в разговор мохнатый
ревербер, высунувшись из-за кипы пустых мешков. Старик ван Оксенбаш
кинул в него колесом, и ревербер весело ускакал, зажав его в
передних лапах.
- Так ить несладко ему, почитай, уже лет сорок он его через мост
переводит, коли не больше, a погоды-то нынче разные стоят, хорошо,
ежели как сегодня, все тихо, а вон позапрошлым летом как тухлый
туман стоял неделю, так он аж скафандер надевал, чтобы до моста
дойти... или вон давеча - криппенштрофель заснул на бережку, а кум
круг него ходит, шшупом его шпыняет, да будит, будит, чтобы ему
вовремя на погост дойти. Тоже волнениев-то ему на долю хватает,
хотя, ежели здраво рассудить, так ить порядок такой вышел, что хошь
не хошь, а надо ему криппенштрофеля через мост перевести, а то
иначе как же он через речку перейдет, воды-то он боится. Так
сказал старик ван Оксенбаш и съел еще одно колесо. Между тем тьма
сгущалась. Над Гнилой Деревней поднялся огромный корявый палец и
уставился в небо. С погоста Тарталак донесся чей-то сдавленный
крик, и два матерых прустня соскочили с гребня крыши и, тяжело
перебирая крыльями, полетели в ту сторону. Заскрипел песок под
ногами возвращающегося старика фон Фостерклосса. За ним тянулись
унылые трипплеры. Увидев сидящих стариков, они присмирели и побрели
обратно к реке.
- А что, кум Фостерклосс, - сказал старик ван Оксенбаш, - не
осталось ли у тебя крутой Азии?
Старик фон Фостерклосс раскашлялся, затем ворчливо сказал:
- У самого будто бы нет!
Однако, он потянулся к мешку, но тут старик дер Иглуштоссер
подергал его за рукав:
- Что-то у тебя, кум Фостерклосс, трипплеры пошаливают! А и
вправду, один из трипплеров не только не ушел обратно в реку, а,
напротив, приблизился к старикам, и, вежливо стянув с головы
огромную шляпу с перьями, представился:
- Приветствую вас, о мудрые старики! Имя мое Рип ван Винкль!
Cтарик ван Оксенбаш недоуменно воззрился на пришельца и,
внимательно осмотрев того с головы до ног, пришел к выводу, что
вышеупомянутый вовсе не является трипплером, и даже выглядит как
подобает воспитанному молодому человеку. Действительно, незнакомец
был одет в весьма солидный, хотя и малость заплатанный хитон, на
ногах у него были добротные дорожные сапоги, кудри его были уложены
в аккуратную косу, и имел он весьма приятное усатое и бородатое
лицо. Молчание прервал старик дер Иглуштоссер, который, видимо, не
полностью доверившись своим глазам, на всякий случай осведомился:
- Да уж не трипплер ли вы, о вьюнош?
- Нисколько, о почтенный старец. Настолько нисколько, что даже
отдаленно не подозреваю, о каких именно трипплерах идет речь: о тех
ли, что имеют обыкновение читать стихи загробными голосами в
болотах севернее ущелья Зеленой Машины, или о тех, что сооружают в
песках Воздушного Берега странное сооружение, которое мудрые люди
именуют Чушингорой. Если об этих, то я совсем не принадлежу к их
числу. Закончив тираду, молодой человек сел на песок и веселым
взором поочередно оглядел стариков. Они меж тем забили еще по
трубочке и, не спуская любопытных глаз с незнакомца, выпускали один
за другим клубы дыма, да настолько аромат- ного, что даже гипербык
в зарослях стебовины неподалеку шум- но запыхтел и завертел
головами. Старики явно не торопились нарушать молчание, и Рип ван
Винкль сделал это за них:
- Позвольте узнать, о почтеннейшие, уж не дурь ли вы курите? -
спросил он, хитро поблескивая глазом, на что старик ван Оксенбаш
степенно отвечал: - Ее, вьюнош, ее.
А старик дер Иглуштоссер немедленно добавил:
- Крутую Азию, - и подкрутил ус, давая, видимо, понять, что курить
крутую Азию, сидя на собственном мешке с дурью, в вечерний час на
околице села Трупендорф, является привилегией таких почтенных
людей, как он и два его давнишних приятеля. Но незнакомца не
обескуражил тон, которым все это было произнесено.
- В некоторых местах, в которых я бывал на протяжении своего
странствия, сказали бы, что вы, о почтенные старики, торчите
по-гнилому, - сказал он, и, не давая старикам обидеться на эти
слова, быстро продолжил: - Я могу предложить вам кое- что, чего,
может быть, вы еще и не пробовали. Когда я проходил провинцию
Бхандай в Восточной Бхуропатре, там ихний далай-лама подарил мне на
память мешочек, на котором вышиты священные слова четвертого гимна
раджи Ксантпура. Вот он, этот мешочек, - с этими словами он ловко
достал из потрепанного мешка маленький кисет, в котором оказалась
индийская конопля.
Эта неслыханная речь так поразила стариков, что у них даже погасли
трубки, а к тому времени, как старик дер Иглуштоссер открыл было
рот, чтобы сказать что-то, его трубка была уже туго набита той
самой коноплей, о которой говорил незнакомец. Более того, конопля
была из того самого мешочка, о котором шла речь. Что окончательно
доконало бедного старца, так это то, что трубка его уже дымилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22