Мы разорвали кандалы времен,
Чтоб говорить с Незнающим Имен,
Переступая новые пороги,
И только песней путь наш озарен...
Глава вторая
Перейдя мост, он остановился, и, прислонившись к огромному
замшелому столбу, закурил. Потом медленно поднял глаза и впервые
увидел лес так близко. Что ж, это зрелище заслуживало всех
прочувствованных эпитетов, которыми оно награждалось во всех концах
света, причем обычно теми людьми, которые в глаза не видели
местности вокруг Гнилой Деревни, а про Черный Лес услышали в
каком-нибудь придорожном кабаке, из уст человека, который бывал там
не больше, чем они сами. И, млея от ужаса и непонимания, говорили
они об этом страшном лесе, лесе-беззаконнике, лесе-убийце, описывая
ужасы и безобразия, которые он являет заблудившемуся путнику,
которыми сводит его с ума. Вереща от возбуждения, брызгая слюной,
махая руками, они заклинали не искать туда путей, держаться в
стороне от всего, что может быть лесом, и говорили, что, побывав
там, они навсегда зареклись бродить по подобным местам, и стерли из
памяти дорогу в лес. Он, стоял огромный и могучий, чистый от всей
грязи слов, которая налипала на него, как будто впервые он позволял
смотреть на себя человеку. Черные тени гигантских деревьев сплелись
с маленьким кустарником, в лунном свете равномерно покачивалось
кружево папоротников, и во мрачной глубине холодно мерцали синие
огоньки. Уинки сидел, не шевелясь, чтобы не нарушать эту беззвучную
песню, которая захватила его, захлестнула и понесла в странном и
неподвижном танце. Кольца дыма свивались и развивались, словно
образовывая на мгновение надписи на неведомых языках, рисуя что-то,
о чем-то говоря...
Покурив, он встал, легко сбежал с откоса дороги и вошел в лес.
Фрагмент 2
Уинки поудобнее устроился на мягком мху, привалился спиной к
шершавой коре дерева и облегченно вздохнул. Тянуться за сумкой ему
было лень, и он начал прикидывать, через какое время он сможет без
особого ущерба для своего блаженства достать оттуда сигарету. Не
успев закончить эти приятные размышления и повиновавшись наконец
своему туманному чутью, он поднял-таки голову и посмотрел вверх. Не
то чтобы он особо удивился, скорее он воспринял увиденное как
должное. Во всяком случае зрелище, представшее перед его глазами,
его явно не испугало. Откровенно говоря, он даже словил на этом
определенный кайф, ибо рано или поздно ожидал чего-нибудь
подобного. К таким вариациям на тему реальности он был привычен с
детства. Однако, это помогло ему отвлечься от блаженного созерцания
носков своих ботинок. Рискуя вывихнуть себе какую-нибудь из
конечностей, он потянулся к сумке, закурил, и только тогда перевел
взгляд на висящего слева от него человека.
Прикид того находился именно в той стадии поношенности, которая
позволяла заподозрить в нем коренного обитателя леса. А был
повешенный лет этак сорока, с окладистой черной бородой, и взгляд
его, спокойный и доброжелательный, был направлен на Винкля. По его
виду никак нельзя было сказать, что он испытывает какое-либо
неудобство от своего положения, и только узел грубой веревки,
торчавший за его затылком, и малость неестественная посадка головы
наводили на мысль, что человек этот, мягко говоря, мертв.
Уинки терпеливо курил, не сводя глаз с повешенного, тот висел себе
и смотрел на Уинки. Где-то вдалеке послышался одинокий звук
скрипки: неведомый скрипач методично играл гаммы, сначала плавные,
потом все более и более отрывистые, затем замолчал и начал играть
какую-то неопределенную мелодию, судя по которой он был человеком,
не лишенным странностей. Звук скрипки резко оборвался, и Уинки
задумчиво выпустил струю сизого дыма.
- А что это он перестал играть? - спросил он.
Висельник укоризненно повращал глазами.
- Так ведь это Эмуукский скрипач, - сказал он приятным хрипловатым
тенорком, словно бы заржавевшим от долгого неупотребления. Уинки
не стал интересоваться дальнейшими особенностями стиля лесных
музыкантов, а, помолчав немного, осведомился:
- Ну, как висится?
- Да хорошо, в общем-то, - охотно ответил висящий, - вишу, все
видно, все слышно, спокойно, никто думать не мешает.
Только вот иногда пить охота, так ведь и дождь временами идет,
глядишь, и напьешься вволю.
Уинки вытащил из сумки еще одну сигарету, потом спохватился и
спросил:
- Курить хочешь?
- Спасибо, только мне курить как-то без кайфа, - подумав, сказал
висящий с оттенком легкой грусти в голосе, и добавил:
- Да меня, откровенно говоря, и нет вовсе.
Дым синими струйками вился в неподвижном пушистом воздухе. Вдали
за деревьями мерцало зеленое пламя.
Фрагмент 5
Подходя к поляне, он заметил, что черные, странных очертаний
деревья почти совсем скрывали от него происходящее. И даже о том,
что перед ним поляна, он только догадывался по всплескам голубого
сияния и звучанию инструментов. Звучали они превосходно:
торжественные, полные скрытой мощи, органные аккорды наплывали на
мелодию скрипок, мощно пели флейты, и только время от времени
странным диссонансом ухал паровой молот. Уинки так и не смог себе
до конца уяснить, чем же хорош этот Бискайю Фрумпельх -
непревзойденный мастер игры на Хаммондском паровом молоте, хотя
именно о нем шептали афиши, развешенные на каждом информационном
дереве и тщательно выписанные на боках неповоротливых
сырвуйстверей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22