Электрических симфоний
Эмуукский Регальный Оркестр
АБНУЦЕАЛА
исполняет третью симфонию ля мажор
Теофилиуса Сюртескьера
при участии неповторимого
Бискайю Фрумпельха
В Х О Д О Б Я З А Т Е Л Е Н
Уинки не решился не выполнить это странное предупреждение, ибо
теперь, подходя ближе к поляне, увидел, что кроме оркестра там
никого не было. Но сам оркестр представлял из себя такое странное
зрелище, что Уинки сразу забыл о видимом отсутствии слушателей,
предоставив глазам своим всласть вкусить радость созерцания.
Оркестр, освещенный приятным голубым светом, был погружен в пучину
исполнения. Смычки скрипачей слаженно пилили воздух, время от
времени касаясь струн, что производило потрясающий звуковой эффект;
контрабасист - краснощекий толстяк в декольтированном сзади розовом
фраке - с такой энергией щипал струны своего огромного контрабаса,
что, казалось, готов был выщипать их до основания.
То, что инструмент его пытался время от времени превратиться в
молодое деревце, о чем неоспоримо свидетельствовали зеленые
листочки, прорезавшиеся на грифе, когда контрабас замолкал, ничуть
его не смущало.
Перед каждым музыкантом возвышалось странное сооружение, похожее на
бред умирающего паука-сюрреалиста. Вглядевшись, Уинки понял, что
эти конструкции выполняют, в основном, роль подставок для нот,
страницы которых переворачивали порхавшие в воздухе огромные яркие
бабочки. Наверху у каждой такой подставки красовалась подзорная
труба, а проследив, куда были направлены эти не совсем подходящие
для симфонического оркестра приспособления, Винкль увидел главную
фигуру вечера: на замшелом пеньке, чуть возвышаясь перед оркестром,
находился маленький человек, в котором по буйству движений можно
было угадать дирижера. Он метался по своему пню, размахивая руками,
подпрыгивая и хватаясь за голову, он дирижировал всем, чем мог:
ногами, руками, головой, и даже, казалось, фалдами сюртука.
Уинки попытался отыскать глазами паровой молот, столь
разрекламированный в афише, но огромный ствол дерева заслонял от
него именно этот угол поляны. Подвинувшись вправо, он наступил на
чью-то ногу.
- Простите, - рассеяно пробормотал он, пытаясь все-таки разглядеть
сквозь густую листву виртуоза-молотобойца.
- Что вы, что вы, - возбужденно прошептал кто-то из тьмы и безо
всякой паузы продолжил: - А что, вам нравится?
Винкль поморщился, ибо не всегда любил слушать и разговаривать
одновременно, однако, понимая, что молчанием не отделаться,
ответствовал:
- Да, это весьма круто! - продолжая наблюдать за знаменитым паровым
молотистом, который в это время пришел в совершенный
исполнительский экстаз, и, судя по всему, пытался засунуть голову
между молотом и наковальней.
Эта короткая реплика вызвала у невидимого собеседника целый шквал
восторженного сопения и нечленораздельных комментариев, которые под
конец сложились в более или менее понятное заключение о том, что
Винкль - очень крутой и неслабый мэн, и что у него, Винкля то бишь,
очень крутой и неслабый музыкальный слух, и он торчит от одной из
самых крутых и неслабых команд мира. Винкль поднял голову, чтобы
посмотреть на столь эмоционального почитателя Эмуукского регального
оркестра, но в темноте разглядел только контуры собеседника,
поэтому пробормотал: "Ну да", - и снова углубился в созерцание
музыкантов.
Тем временем концерт, судя по всему, подходил к концу. Звуковая
буря достигла своего апогея, рабочие конечности дирижера двигались
с такой быстротой, что их не было видно, несравненный Бискайю
Фрумпельх корчился в судорогах у своего молота, из которого
исходили звуки, похожие на предсмертный рев сумасшедшего слона.
Наконец, дирижер подпрыгнул в последний раз, молот испустил струю
красного пара, и оркестр замолк. Свет стал относительно ярче и,
несмотря на отсутствие зрителей, раздались громкие аплодисменты.
Дирижер раскланялся с невидимой публикой, соскочил с пенька;
контра- басист вытер пот со лба полой своего сюртука и погладил
контрабас, который аж изогнулся от удовольствия, немедленно
выбросил массу зеленых побегов и безо всяких помех стал
превращаться в дерево.
Меж музыкантов забегали крохотные белые человечки, разнося
прохладительные напитки; концерт был окончен. Чья-то рука дернула
Уинки за рукав. Обернувшись, он увидел своего разговорчивого
соседа. Им оказался молодой человек лет двадцати с всклокоченной
пышной шевелюрой, в майке, блиставшей всеми цветами радуги, и
немыслимо модных штанах, которые в силу своей ширины делали своего
хозяина похожим на пальму в кадке. На лице его была написана
восторженность, граничащая с идиотизмом.
- Потрясающе! Немыслимо! - сказал он. - Правда?
Слово "сказал" мало подходит для описания его манеры говорить.
Скорей сюда бы подошло слово "пробубнил". Уинки хотел как-то
ответить, но незнакомец продолжал захлебываться словами. Довольно
скоро Уинки выяснил, что этот веселый бормотун словил ломовой кайф
от этого самого крутого джема в его жизни, что он лежит в ломах и
крючках, и если Уинки доверится незнакомцу в модных штанах, тот
немедленно сведет его на неслабую торчальню, где можно знатно
обломиться и пришизеть.
Что ж, долго думать тут было не о чем - лес сам прислал к нему
провожатого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22