Толик Британижский так оголодал, что уже в лагере приволок ящик обмазанных тавотом консервных банок, бросил его под койку и даже по ночам рубал, открывая банки финским ножом, чавкал в темноте), – так вот в тот год, когда Сеня со своей командой третий день подряд «отдыхал» после этого восхождения, после невиданной победы, встретил он, говорят, Садыкова, как всегда совершенно трезвого, в темноте у лагерного ручья, где новички, ошалевшие от гор, глядят, раскрыв рты, в алмазное небо.
– Слушай, Садыков, – сказал, говорят, Сеня, – возьми меня к себе в команду!
Юродствовал, издевался Сеня, но ответил Садыков, говорят, вполне серьезно:
– Нет, не возьму. Ты – плохой альпинист, Сеня.
– Ну как же я могу быть плохим альпинистом, Капитан? – Даже другие капитаны звали Садыкова Капитаном – уважали. – Ведь я в этом году стану чемпионом СССР, Советского Союза!
– Это ничего не значит, – ответил, говорят, Садыков. – В моих глазах твоя храбрость – от трусости.
Тут, одни говорят, не вынес вольнолюбивый и свободомыслящий Сеня такого оскорбления, подпрыгнул пьяный маленький часовщик из города Красноярска до высоты Садыкова и дал ему в ухо. Другие говорят, что только замахнулся Сеня, но не ударил, а наоборот – встал на колени и пьяно заплакал. Еще находились свидетели, которые стояли в метре-двух от Володи и Сени и ясно слышали (этих слышавших было человек двести, девушки в основном конечно), что схватились они друг с другом в страшной борьбе, как Мцыри и барс, из-за какой-то девицы. А по правде сказать, вранье все это, обычное вранье о знаменитостях, которых рассказыватели если и видели, то один раз и издалека. И всякие там «и тут я вижу этими собственными глазами…» или «как обычно, мы встретились в ресторане „Ак-бура“ – все это мура собачья, сплетни, глупые выдумки. И в ресторане „Ак-бура“ так душно, что сидят там только нищие командировочные или местное дно печально пропивает награбленное. Человеку, живущему здесь, и мысль такая прийти не может – провести вечер в этом ресторане, когда имеется свой собственный дворик и садик, где на врытом в землю столе, оклееном старой клеенкой, стоит заварной чайник с отбитым носиком, стоит пиала, полная конфет „подушечка“, и между звезд висят конуса созревающих виноградных гроздьев.
Но что правда, то правда – встречались, встречались Сеня и Володя, и встречались действительно у лагерного ручья, столкнувшись в темноте лоб в лоб. Но никто этого видеть не мог, потому что темнота там адская, у ручья. Поэтому и ходят туда торопливо рассматривать звезды между долгими поцелуями ошалевшие от гор новички. И слышать никто там не мог, потому что грохочет лагерный ручей, как нескончаемый тяжеловесный состав весом в десять тысяч тонн, следующий по маршруту Грозный – Москва и ведомый двумя электровозами, один из которых работает, между прочим, в центре состава. Поэтому там в темноте и грохоте и шепчут друг другу ошалевшие от гор новички свои безответственные и еле слышные слова. Тогда позвольте, была ли встреча? Была, была, смею вас твердо заверить. Действительно, столкнулись они, вернее, Сеня, прополоскавший свою хмельную голову в ледяной воде ручья, на ходу ударился о Садыкова, который шел к ручью, как и любой идеальный герой, с абсолютно положительной целью вечерней чистки зубов.
– Ё-моё! – сказал Сеня. – Это ты, Капитан? А я гуляю после стены.
– Вижу, – сказал Садыков.
– Ты осуждаешь, – стал задираться Сеня, – ты такой моральный! Ты такой Капитан… в золотой фуражке!
– Шел бы ты, Сеня, – дружелюбно отвечал Садыков. Но Сеня Чертынский, по естественной лагерной кличке Черт, не такой был дурак, чтобы следовать чьим-либо советам. Он никуда не пошел, а старался держать прямо свою мокрую голову, задрав ее вверх, туда, где между звезд и быстро летящих спутников торчала черная башка садыковской головы.
– Вот ты скажи, – продолжал свою речь Сеня, взяв мокрыми руками за нагрудный карман линялой садыковской ковбойки, – ты от белого угла куда ходил?
– По Снесареву, – ответил Володя, – от белого угла влево, вверх, примерно метр тридцать зацепка есть. Да там еще и крюк Андрюшкин старый торчит. И дальше по трещине на лесенках метров шестьдесят до полки. Там на полке мы ночевали, на наклонной плите со снегом. Ночевка хорошая, удобная, можно было даже сидеть.
– А я вправо ходил! – гордо и занозисто сказал Сеня. – Даже твой Цыплаков не пролез, а я пролез! Сам! Погляди – ручки-ножки маленькие, коротенькие, а вам всем вмазал!
И Сеня стал в темноте пьяно приплясывать и, естественно, упал.
– Ё-моё – сказал он. – Упал!
Садыков засмеялся, поднял маленького Сеню. Ему всегда было удивительно, как в таком маленьком человеке содержится столько злости, ухарства, настырности и ловкости, несказанной ловкости, которая, соединенная с кошачьей цепкостью, действительно делала Сеню одним из сильнейших скалолазов страны.
– И куда же ты это пошел вправо? – спросил Садыков. – Мы пытались – не прошли.
– Вправо, – бессмысленно подтвердил Сеня. – Прошел. Как муха по стакану. Капитан! Хочешь я тебе дело скажу? Тайну открою?
Сеня теперь обеими руками держался за ремень Садыкова, головой упираясь ему в грудь. В этой позиции борьбы нанайских мальчиков, в которой Володя для верности еще и поддерживал приятеля, и продолжалась беседа.
– Тайну? – спросил Садыков? – Где сундук зарыт?
– Только в сун-ду-ке… – это слово Сеня произнес четко, но по складам, штурмуя буквы раздельно и последовательно, -… не золото, а водка.
– Это несомненно! – подтвердил Садыков. – Я другого и не предполагал.
Сеня засмеялся, оторвал одну руку от точки опоры и загадочно погрозил Володе пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30