– но и не отказал себе в удовольствии задать и другой: правильно ли его признали невменяемым тогда, в юные годы?
Следователь пошел еще дальше, он допросил врача из больницы, куда ежегодно укладывался мнимый больной. А тот не будь прост и объясни – никакой объективной необходимости в госпитализации не было, давил авторитет научного учреждения, по диагнозу которого Свинтковского и поставили на учет.
Деваться было некуда, перепоручить эту неприятную работу подчиненным выглядело совсем неприлично. И директор института снова лично возглавил экспертную комиссию. Уж как ни распинался Свинтковский о своей «гениальности», как ни мусолил на все лады обличения «козней и интриг», ни у кого на этот раз не поднялась рука признать его больным.
Зато руки всех членов комиссии подписались и под второй частью заключения: в прошлый раз пациент, мол, был болен. Очень даже болен, потому и правильно признан невменяемым. Так что любимого начальника не огорчили. Ибо это чревато.
Трудно вообразить себе нечто более противное здравому смыслу и элементарным представлениям о профессиональной порядочности. Если человек не так давно был болен и вылечился (где? как? чем это доказано?), почему у него сейчас наблюдаются точно те же симптомы? Какое же это выздоровление? А если эти теперешние «симптомы» не что иное, как симуляция, почему исключается такая же симуляция в прошлом?
К чести Свинтковского надо сказать, что, будучи неглупым по существу человеком, он трезво оценил случившееся: на судебном процессе и не заикнулся о шизофрении, говорил только о деле.
Нет, поистине пути нашей родимой психиатрии неисповедимы. Но об это уже сказано до меня.
И в заключение
Но не в одном директоре института дело. Завтра придет другой, а минздравовская экспертиза останется все той же монополией. Заинтересованным организациям – прежде всего правоохранительным – и частным гражданам просто не к кому больше обратиться во дни сомнений.
Ситуация в правовом отношении сложилась парадоксально возмутительная, если не сказать вопиющая.
По нашему закону заключение экспертизы – это всего лишь один из видов доказательств, не имеющий перед другими никаких преимуществ. Следствие и суд могут принять его или не принять, согласиться с ним или нет. С любой другой экспертизой обстоит именно так. Показалось, допустим, неубедительным заключение автотехнической экспертизы – в стране есть сколько угодно специалистов по дорожному движению: в системе МВД СССР и в Министерстве юстиции СССР, различные отраслевые НИИ, автодорожные институты. В любую из этих инстанций может обратиться следователь, суд, адвокат. Примерно так же обстоит дело практически с любой экспертизой – строительной и бухгалтерской, искусствоведческой и технологической.
И только заключение психиатров «высшей инстанции» непререкаемо. Можно сколько угодно сомневаться, можно быть убежденным на 100% в ошибочности их выводов (а то и в злом умысле) – противопоставить им нечего. Я не знаю ни одного случая в следственной и судебной практике, чтобы их заключение было отвергнуто. Пока это будет продолжаться, нет никакой гарантии, что завтра в институте не признаю душевнобольным меня или вас.
Нас пытаются убедить, что эта незаконная практика прекращена. Ой ли! Не бог весть каким диссидентом был Р. Котык: он всего лишь пришел к выводу, что в его бездомности и безработице виновато государство, и захотел предать это гласности. Способ, правда, он выбрал необычный – отправил записку экипажу самолета, в котором летел, с просьбой передать его в руки правосудия, иначе в следующий раз он захватит самолет. Психиатры не обратили внимания на такой «пустячок», как отсутствие состава преступления в действиях Котыка, суд его впоследствии оправдал. Так что преступления не было, сам по себе умысел у нас не наказуем, а вот признание глубоко психопатической личностью, нуждающейся в принудительном лечении, появилось. Спрашивается, зачем лечить человека, если он ничего предосудительного не соврешил и опасности для общества не представляет?
Ну, и к кому, останься этот диагноз в силе, обратился бы «психопат» Котык за справедливостью? К альтернативной независимой экспертизе? Так ее же нет. А больше его бы никто и слушать не стал.
И, наконец, как хорошо было бы иметь экспертную группу особого назначения при Международной ассоциации психиатров. (В нее могли бы входить и советские врачи). Представители этой группы по ходатайству адвокатов или родственников обвиняемого (если он привлекается к уголовной ответственности не в своей стране) могли бы выступать в качестве консультантов или наблюдателей при производстве психиатрической экспертизы. В эпоху развития международных контактов эта идея вполне реальна: уж если полиция разных стран сотрудничает, то целителям человеческих душ и сам Бог велел.

1 2 3 4 5 6 7 8