Когда он проходил мимо Дак Бунгало, где мы нашли себе приют, я побежал ему вдогонку, и мы бесконечно долго пожимали друг другу руки, как хорошие старые друзья. Он тут же пригласил меня поселиться у него в доме, расположенном на вершине высокого холма. Такой дом я видел впервые. Этот врач был раньше архитектором, причем, очевидно, очень своеобразным: он имел в своем распоряжении самый красивый участок в мире – вершину холма, с которого открывалась сказочная панорама Гималайского хребта, протяженностью 800 километров. Северная стена дома состояла сплошь из стекла, и из дома можно было видеть на западе – священные вершины Батрината, а на востоке – Аннапурну.
Я провел у него приятный вечер и незабываемое утро, когда вершины сверкали в лучах восходящего солнца. Мы очень много и долго говорили о делах, близких нам обоим, более интимно, чем говорили бы в Европе. Тем не менее, уже в середине следующего дня мне очень захотелось к своим шерпам. Я был готов променять несравненную панораму, уют в гостеприимном доме и интересные разговоры на неуютный Дак Бунгало и немногословные объяснения между мной и шерпами. Следующую ночь я проводил уже не среди книг в доме англичанина, а среди шерпов и чувствовал себя очень счастливым. Возвращение в свой привычный мир в большинстве случаев значительно труднее, чем уход из него.
Поэтому простительно, что мы пошли навстречу пришельцам без особого подъема.
Это действительно были альпинисты, поднимавшиеся в хорошем темпе к нам по неприятной морене. Теперь мы их узнали: это были мадам Клод Коган и Вертолет из швейцарской экспедиции на Гауризанкар.
Мы встречали швейцарцев в Дели и Катманду. Тогда мы пожелали друг другу счастья и подняли тост за «наши» вершины.
Мы все вместе подошли к нашим палаткам, и шерпы преподнесли гостям чай. Вертолет рассказал, что путь на Гауризанкар оказался слишком сложным, и предложил нам сделать попытку восхождения на Чо-Ойю вместе с ними.
Это предложение мы встретили без восторга и сказали, что хотим довести свой план до конца самостоятельно. Кроме Чо-Ойю, здесь имеется еще достаточное количество «свободных» вершин, и если швейцарцам нужна очень высокая вершина, они могут испытать свое счастье на Лхоцзе.
Мадам Коган заметила нам, что сейчас она не может изменить свой план, так как уже завтра сюда прибывает вся швейцарская экспедиция с шерпами, яками и всеми грузами. Мы еще раз показали им на одну из окружающих вершин и ушли с очень неприятным предчувствием. Шерпы, стоящие вокруг нас, с любопытством слушали, о чем шла речь, и смотрели на нас вопросительно и смущенно. Мы не могли ничего им ответить. Нужно было ждать. Возможно, швейцарцы выберут себе другую вершину.
Сепп и Гельмут не хотели, чтобы следующий день прошел праздно. На другой стороне маленького ледника, на боковой морене которого был установлен наш лагерь, поднимался в небо крутой и красивый шеститысячник. Они решили на следующий день подняться на него. Погода была хорошая. Я мог лежать перед палаткой и наблюдать за ними.
Вести наблюдения было не очень приятно. Сначала им нужно было пройти по крутым осыпям, и на фоне камней их было трудно заметить. Однако, когда они вышли на ледник, ведущий к вершине, их яркие анараки резко выделялись на белом склоне, следить за ними стало легко. Ледовая стена была очень крутая и сложная, поэтому они продвигались вперед медленно. В бинокль я мог наблюдать, как они с трудом вырубали ступени, страховали друг друга и как один из них долго стоял на одном месте, чаще в тени. Я мог легко себе представить, как им там холодно.
Последнее время судьба нас не баловала, поэтому в голове все время роились различные неприятные мысли. Сначала катастрофа в лагере IV, затем появление швейцарцев. Если там наверху с обоими что-либо случится, то не будет ли это просто продолжением нашего «невезения».
Я наблюдал за их подъемом скорее с беспокойством, чем с радостью, вызванной хорошим достижением. Во второй половине дня они вышли на вершину (высота 6300 метров) и, по праву первовосходителей, дали ей название «Тиролер Кёпфель».
Оставшиеся в лагере не могли жаловаться на то, что день прошел скучно. Часть времени мы смотрели вверх на вершину, где трудилась наша двойка, часть – вниз на морену, где подходили длинные колонны швейцарцев.
Поздно вечером, при свете карманных фонарей, вернулись радостные Сепп и Гельмут. Они были довольны этим прекрасным днем, давшим им много интересного и уверенность в своих силах – ведь им за один день в сложных условиях удалось достигнуть большого спортивного успеха. Они тоже видели караван швейцарцев и сообщили, что швейцарцы установили свой лагерь в часе ходьбы от нашего.
В течение следующего дня мы ждали швейцарцев для того, чтобы продолжить наши переговоры.
Они не пришли до полудня, и мы отправились к ним в лагерь. Это были мои первые шаги после возвращения из лагеря IV, и я двигался по осыпи весьма неуверенно. Кроме того, во время урагана, видимо, вследствие вдыхания холодного воздуха, я потерял голос и мог только с трудом хрипеть. Ко всему этому мои беспомощные опухшие руки… Вряд ли я, как начальник экспедиции, произведу блестящее впечатление на швейцарцев. Но во всяком случае, они, вероятно, вчера тоже наблюдали за Сеппом и Гельмутом на ледовой стене, возможно, что спортивный успех тирольцев несколько скрасит мой мрачный вид.
Нас встретили очень сердечно и гостеприимно. Мы сидели в больших палатках – необычайная роскошь – на металлических стульях и с настоящего стола кушали печенье, повидло и свежую колбасу из мяса яка. Я боялся, что мы, вынужденные в последнее время довольствоваться мучным супом Анг Ньима, ели больше, чем это позволяет хорошее воспитание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69