Под воздействием этих двух сил йогин начинает обращать внимание на такие огоньки и фигуры, глядит на них, пребывает в них – и в результате отвлекается от объекта медитации и оставляет свою первоначальную цель.
Подобным же образом после некоторого периода практики, когда йогин в какой-то мере очистил свой ум, он начнет переживать чувство известного мира и спокойствия. А поскольку он никогда раньше не чувствовал такого покоя ума, он полагает, что здесь лучший плод практики. Вследствие своей высокой оценки этого переживания и привлекательности достигнутой начальной ступени мира и спокойствия йогин начинает утверждаться в этом чувстве, вполне упиваться им. Ему нравится погружаться в чувство мира, ему ненавистно усилие, которое необходимо проявить, чтобы вернуться на правильный путь. Сунлун-саядо иллюстрирует это положение примером из бирманской жизни. Берег реки Мьинджан покрыт слоем песка шириной в целую милю. Путешественник, шагающий к реке, находит, что песок под ногами чрезвычайно горяч; а с неба палит яростное полуденное солнце. По пути он подходит к дереву и решает на момент отдохнуть под его тенью. Но когда этот момент проходит, он обнаруживает, что не в состоянии заставить себя встать и выйти из прохладной тени опять в палящую жару, которая бушует под ногами и над головой. Поэтому он продолжает сидеть в прохладе; но поможет ли это ему когда-то достичь берега? Место назначения может быть достигнуто только в том случае, если он опять выйдет на жару и заставит себя и своё тело двигаться вперёд. Вот почему мастера медитации предупреждают йогина, чтобы он не давал возможности увлечь себя меньшим состояниям мира и спокойствия, которые он находит на пути.
Жил однажды такой йогин, который привык плыть по течению в пространство покоя, и не желал даже шевельнуться, чтобы выйти оттуда. Сунлун-саядо говорил о нём: «Этот человек продолжает задирать хвост и хлопать по спине пойманную им маленькую игуану». Я надеюсь, что достойные йогины не удовлетворятся всего лишь игуаной.
По мере дальнейшего нарастания ясности и чистоты ума йогин иногда становится более восприимчивым к сверхчувственным явлениям. Он не достигает подлинного божественного зрения и слуха, однако у него появляется сила, в чём-то на него похожая; и благодаря ей йогин становится способным видеть то, чего не в состоянии видеть другие, слышать то, чего не слышат другие. Люди приходят к нему за советами, и его предсказания оправдываются; он становится как бы шаманом. Итак, он выродился из йогина випассаны до шамана. Но спустя некоторое время, когда отвлекающие факторы этого нового призвания становятся более разнообразными, а практика медитации – менее интенсивной, его ответы оказываются всё менее и менее точными; постепенно клиенты уходят от него и никогда не возвращаются; а йогин остается со своей прерванной практикой.
Многочисленны случаи, когда йогин уступает самообману. Хотя ему следует интенсивно практиковаться, он обманывает себя, полагая, что цель освобождения можно завоевать без усилий. Хотя ему нужно сидеть неподвижно, он обманывает себя, утверждая, что слабое движение или перемена положения не приносят вреда практике. Возможно, он прав по отношению к начальным, грубым моментам практики; но в периодах наивысшего напряжения в каждой фазе практики даже малейшее колебание внимательности может снизить всю структуру медитации, и тогда потребуется заново возводить всё её здание. Поскольку йогин способен обманывать себя в этих вопросах, связанных с телом, насколько большим будет самообман в более тонких, психических процессах? У йогина существует сильная склонность принимать первые признаки прогресса на пути за указания на более высокие его ступени. Например, его может внезапно охватить неприятное ощущение; это крайне неприятное ощущение длится одно мгновение; а в следующее мгновение это ощущение уже ушло, погасло; на его месте воцаряется глубокое чувство мира и спокойствия. Йогину часто хочется верить, что здесь действует постпсихическое знание просветления; и он отмечает этот случай как принадлежность одной из четырех ступеней просветления.
Эта неверная установка фаз практики может быть произведена также и потому, что сам мастер медитации недостаточно сведущ в таких предметах, или же потому, что его наставления и учения, переданные в книгах, не были правильно поняты. Как бы там ни было, йогину нравится относить себя к числу достигших, по крайней мере, первой или второй ступени просветления; держа в уме эту мысль, он бродит вокруг в поисках подтверждения своей уверенности. И горе тому мастеру медитации, который даже мягко и окольным путём указывает ему на его ошибочные представления. Сунлун-саядо никогда никого не осуждал несмотря на то, что тот или иной йогин мог действительно и не достигнуть указанной фазы или ступени. Его единственным замечанием было: «Может быть, может быть…» Во всяком случае, подлинное достижение не нуждается в подтверждении из другого источника. Йогин узнает это сам. Точно так же не требуется развенчивать ложное чувство достижения; йогин сам поймет это.
Главная опасность подобной формы самообмана заключается в ложном чувстве достижения, которое она придает йогину. Испытывая удовлетворение в том, что, по его мнению, было прогрессом, он ослабляет практику и таким образом отклоняется от пути, не достигнув прогресса, имеющего реальную ценность.
Есть одна вещь, постоянно ненавистная для йогина; это – неприятные ощущения. Если у него возникнут слабые чувства судорог, жара или мускульного напряжения, он в течение некоторого времени постарается быть к ним внимательным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135