— Тебе весело? неожиданно для самого себя спросил он.— Вот тебе и на! — воскликнула Ляля, делая большие глаза, но сейчас же рассмеялась еще веселее, точно вопрос брата напомнил ей что-то очень забавное и радостное. — Что это тебе вздумалось справляться о моем веселье… Я никогда не скучаю… Некогда.И, принимая серьезный вид и, видимо, гордясь тем, что говорит, она прибавила:— Такое интересное теперь время, что прямо грех скучать!.. Я теперь занимаюсь с рабочими, а потом много времени отнимает библиотека… Без тебя мы здесь народную библиотеку устроили. И хорошо пошла!В другое время это было бы интересно Юрию и возбудило бы его внимание, но теперь что-то мешало ему.Ляля делала серьезное лицо и забавно, как ребенок, ждала одобрения, а потому Юрий сделал над собою усилие и сказал:— Вот как!— Где же мне еще скучать! — довольно протянула Ляля.— А вот мне все скучно, — опять невольно возразил Юрий.— Любезно, нечего сказать! — шутя возмутилась Ляля. — Всего несколько часов дома… да и те проспал, а уже скучает!— Ничего не поделаешь, это от Бога! — с легким оттенком самодовольства возразил Юрий. Ему казалось, что скучать лучше и умнее, чем веселиться.— От Бога, от Бога! — притворно дуясь, пропела Ляля и замахнулась на него рукой. — У-у!..Юрий не замечал, что ему уже весело. Звонкий голос и жизнерадостность Ляли быстро и легко разогнали тяжелое чувство, которое он считал серьезным и глубоким. И Ляля бессознательно не верила в его тоску, а потому нисколько не обиделась его заявлениям.Юрий, улыбаясь, смотрел ей в лицо и говорил:— Мне никогда не бывает весело! Ляля смеялась, точно он сообщал ей что-то очень забавное и веселое.— Ну, ладно, рыцарь печального образа! Никогда, так и никогда. Пойдем лучше, я представлю тебе одного молодого человека… приятной наружности… Идем!Ляля, смеясь, тянула брата за руку.— Постой, что же это за приятный молодой человек?— Мой жених! — звонко и весело выкрикнула Ляля прямо в лицо Юрию и в восторге от смущения и радости закружилась по комнате, раздувая платье.Юрий и раньше из писем отца и самой Ляли знал, что молодой доктор, недавно приехавший в их город, ухаживает за Лялей, но не знал еще, что это дело решено.— Вот как! — протянул он удивленно, и ему было странно, что эта маленькая, такая чистенькая и свеженькая Ляля, которую он все еще считал полудевочкой, уже имеет жениха и скоро выйдет замуж, сделается женщиной, женой. Он почувствовал к сестре нежность и неопределенную тихую жалость.Юрий обнял Лялю за талию и пошел с ней вместе в столовую, где уже горела лампа, блестел большой, ярко начищенный самовар, и сидели Николай Егорович и незнакомый плотный, но молодой человек нерусского типа, со смуглым лицом и быстрыми любопытными глазами.Он развязно, любезно и спокойно поднялся навстречу Юрию.— Ну, познакомимся…— Анатолий Павлович Рязанцев, — комически-торжественно провозгласила Ляля, забавно вывертывая руку ладонью вверх.— Прошу любить и жаловать, — так же шутя прибавил Рязанцев.Они с искренним желанием приязни пожали руки и одну секунду думали почему-то поцеловаться, но не поцеловались и только дружелюбно и внимательно поглядели в глаза друг другу.«Вот какой у нее брат!» — с удивлением подумал Рязанцев, ожидавший, что у бойкой, белокурой и цветущей маленькой Ляли брат должен быть такой же светлый и жизнерадостный. А Юрий был высок, худ и черен, хотя так же красив, как и Ляля, и даже похож на нее тонкими правильными чертами лица.Юрий же, глядя на Рязанцева, подумал, что вот тот самый человек, который в маленькой, чистенькой и свеженькой, как весеннее утро, девочке Ляле полюбил женщину. Полюбил, конечно, совершенно так же, как и сам Юрий любил женщин. И почему-то это было неприятно и неловко было смотреть на Рязанцева и Лялю, точно те могли догадаться об его мыслях.Они чувствовали, что многое и важное должны сказать друг другу. Юрию хотелось спросить:— Вы любите Лялю?.. Чисто ли, серьезно ли?.. Ведь жалко, гадко будет, если вы ее обманываете… Она такая чистая, невинная!А Рязанцев бы ответил:— Да, я очень люблю вашу сестру, да ее и нельзя не любить: посмотрите, какая она чистенькая, свеженькая, хорошенькая, как мило она меня любит и какой у нее милый вырез возле шеи…Но вместо этого Юрий не сказал ничего, а Рязанцев спросил:— Вы высланы надолго?— На пять лет, — ответил Юрий.Николай Егорович, ходивший по комнате, на мгновение задержался, но справился и продолжал ходить чересчур правильными размеренными шагами старого военного. Он еще не знал подробностей высылки сына и это неожиданное известие кинулось ему в голову.«Черт знает что такое!» — мысленно вспыхнул он.Ляля поняла это движение отца и испугалась. Она боялась всяких ссор, споров и неприятностей и попыталась перевести разговор.«Какая я глупая, — мысленно укоряла она себя, — как не догадаться предупредить Толю».Но Рязанцев не знал сути дела и, ответив на вопрос Ляли, хочет ли он чаю, опять стал расспрашивать Юрия.— Что же вы теперь намерены делать?Николай Егорович хмурился и молчал. И вдруг Юрий почувствовал его молчание, и прежде чем успел сообразить последствия, в нем закипело раздражение и упрямство. Он нарочно ответил:— Ничего пока…— Как так ничего? — останавливаясь, спросил Николай Егорович. Голоса он не повысил, но в звуках его ясно послышался затаенный укор.— Как ты можешь говорить «ничего», как у тебя хватает совести говорить это, точно я обязан держать тебя на своей шее!.. Как ты смеешь забывать, что я стар, что тебе давно пора самому хлеб зарабатывать? Я ничего не говорю, живи, но как ты сам этого не понимаешь! — сказал этот тон.И тем острее чувствуя его, потому что сознавал за отцом право так думать, Юрий тем не менее оскорбился всем существом своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16