Теперь немного успокоились: разговоры о делах, о бумагах. На улицах повсюду рекламы. В газетах убийства и светские сплетни. Для меня искусство глоток свежего воздуха. С тех пор как я встретил Мэри, мне стало легче жить. Конечно, мы с ней часто спорим, у нас разные вкусы, но она необычайно чувствительна, как все русские. Жены моих сослуживцев - мещанки, а Мэри никогда не опускается до грязи жизни...
Он ее любит, подумал Соколовский, это хорошо. Чувствуется, что они живут дружно.
Евгений Владимирович спросил Феликса, какое впечатление произвела на него Москва.
- Трудно сразу ответить Для нас здесь слишком много непонятного. Я ничего не имею против идеи. Когда я был студентом, я даже увлекался коммунизмом, но потом отошел от политики... Вы много сделали, я не представлял себе, что Москва - такой большой город. Мой покойный дядя когда-то работал в Екатеринославе, он мне рассказывал, что в России, кроме Петербурга, нет городов. Нам есть чему поучиться... Мне понравилось, что у вас в театрах полно, судя по виду, ходят и рабочие. У нас рабочие ходят только в кино. Мы говорили со студентами, они производят впечатление веселых, наверно, потому, что уверены в своем завтрашнем дне. Когда я был студентом, меня не покидала мысль: смогу ли я устроиться? Некоторые вещи мне показались странными: у вас, например, очень много народу и мало магазинов, купить трудно, да и выбор небольшой, особенно в одежде. Конечно, это пройдет, я ведь знаю, что вы пережили во время войны... Мне очень приятно, что моя жена русская. Кто знает, может быть, за вами будущее?
Мэри воскликнула:
- Конечно, будущее за ними! Посмотри на моего отца - вот тебе сильный человек. Он даже не попробовал меня распропагандировать, но я чувствую, что он настоящий фанатик, мне это нравится... - Она сказала по-русски Соколовскому: Я все время гляжу на публику. Не сердись, но это очень смешно: они танцуют вальс как наши бабушки...
Когда они встали, Феликс сказал Соколовскому, что завтра должен пойти в министерство внешней торговли и не сможет поехать с другими туристами в Загорск. Мэри не хочет ехать без него, говорит, что ее не интересуют монастыри. Может быть, Соколовский ей что-нибудь покажет?
На следующее утро, когда Евгений Владимирович пришел к Мэри, она сразу сказала:
- Тебя удивило, что у Феликса здесь дела?
- Нисколько.
- А мне показалось, что ты удивился. Пожалуйста, не думай ничего плохого. У него просто поручение от одного из клиентов банка - это текстильная фабрика в Вервье. Феликс говорит, что у них кризис, а у вас очень мало хорошего трикотажа. Конечно, Феликс предпочел бы этим не заниматься, но с поездкой мы залезли в долги. Вообще ты, наверно, представляешь себе, что мы ужасные "буржуи". А если бы ты видел твою дочь в Брюсселе... Впрочем, это неинтересная тема... Я боялась, что ты не придешь...
- Как же я мог не прийти? Что тебе показать?
- Ничего. Мне надоело осматривать... Лучше посидим просто.
Мэри не походила на вчерашнюю - не смеялась, почти ничего не говорила. Она попросила отца:
- Расскажи мне что-нибудь о твоей жизни, о друзьях, где ты бывал.
Он долго рассказывал и о военных годах, и о лесах Урала, и о Савченко, и о своей работе, но все время ему казалось, что она его не слушает. Наконец он сказал:
- Ты сегодня какая-то грустная.
Она ответила чуть раздраженно:
- Это тебя удивляет? Пока ты говорил, я думала, что все это для меня совершенно чужое. Может быть, даже больше, чем для Феликса... А он считает, что я здесь у себя дома. Конечно, я умею говорить по-русски, но когда ты мне начинаешь говорить о вашей жизни, я ровно ничего не понимаю. Это ужасно попасть в страну, где я родилась, и все время чувствовать себя иностранкой! Можно впасть в полное отчаяние. Я сегодня всю ночь об этом думала...
Ее голос дрогнул. Соколовский ласково взял ее тонкую, холодную руку.
- Машенька, останься! Ну, на месяц! Поедем ко мне. Посмотришь, тогда поймешь... Мы с тобой подружимся...
Она убрала свою руку и необычно резко сказала:
- Как ты не понимаешь, что это невозможно? У меня своя жизнь... И потом мы достаточно друг друга измучили за один день...
Она посмотрела на часы.
- Скоро должен прийти Феликс. Я понимаю, что тебе не так интересно с ним сидеть. Хотя ты ему очень понравился. Но это не повод, чтобы тебя удерживать.
Соколовский встал.
- Что ж, тогда будем прощаться
Она его крепко обняла и в дверях сказала:
- Не сердись! Все получилось ужасно глупо. Пожалуйста, береги себя!
С аэродрома Евгений Владимирович поехал не домой, а к Вере. Она удивилась:
- Уже? Ты сказал, что пробудешь там неделю. ..
Он молча сидел в кресле; сказал, что устал от самолета. Вера взяла книгу, чтобы меньше его беспокоить своим присутствием. Он иногда взглядывал на нее, она не замечала или делала вид, что не замечает.
Все время он думал об одном: Машеньки нет, а встретился я с чужой женщиной, зачем-то уговаривал себя, что это моя дочь... Может быть, она и не такая вздорная. Каблуки - это она признала, что глупая мода, а кружки и спирали?.. Говорила, что искренне. А почему нет? Ведь ее воспитали по-другому. Мне кажется, что у нее какая-то маска, а сама действительно мечется, но может найти места в жизни. Она сегодня сказала правду - ужасно почувствовать себя дома чужой. Я не спал всю ночь, мучился; оказывается, она думала о том же. Боюсь, что она и в Бельгии чужая. Разве там мало людей, с которыми я смог бы сговориться? Сколько угодно! А с ней не вышло. Может быть, потому, что мы оба слишком многого ждали от встречи... Вышло так, что для меня она чужая. Разве она может понять, чем мы живем? Дурацкое пресспапье заметила, а людей проглядела Даже ее Феликс больше понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87