Принес какой-топакет Судоплатов,бывшийпартизанский главнокомандующи
й, вручил его Лаврентию, огляделся и тоже застыл в приемной.
В синеве небритой утренней щетины, в тяжелом чесночном пыхтенье появилс
я Богдан Кобулов, который был так толст, что в его письменном столе пришло
сь вырезать овальное углубление для необъятного живота. Сел, никого не с
прашивая, в кресло, окинул вождей тяжелым взглядом своих сизых восточных
слив и будто задремал. Но никто не поверил, что он задремал.
Брат его, стройный красавец генерал Амаяк Кобулов, услада глаз педика.
ЧерноЧ серый, как перекаленный камень, генерал-полковник Гоглидзе.
ЧтоЧ то пришептывал ехидно-ласковый лях Влодзимирский.
Озирался по сторонам, будто присматривая, что отсюда можно ляпнуть, Меши
к.
Лениво жевал сухие губы страшный, как два махновца, генерал Райхман.
Толстомордый выскочка, начальник Следственной части эм-гэбэ Рюмин Ч Ро
зовый Минька.
Горестно вздыхающий генерал нежных чувств Браверман Ч умник и писател
ь, автор сюжетов почти всех политических заговоров и шпионских центров,
раскрытых за последние годы.
Их было много.
И все они были в форме нашей Конторы. За долгие годы я почти никого из них н
е видел в форме. Зачем она им? Мы их и так знали. Все, кому надо, их знали. А тут
они были в генеральских мундирах.
Они стояли за Лавром, как занавес Большого театра: парчово-золотой и к рас
но-алый.
Не произнося ни слова, Лаврентий показывал партикулярным вождям, у кого
сейчас сила. А те заворожено смотрели на его разбойную гопу, и я знал, что с
егодня он у них получит все, что потребует.
Но, словно живое опровержение этой мысли, возник в дверях элегантный, с ан
глийским, в струночку, пробором, замминистра Гэ-Бэ Крутованов.
И я понял, что если вожди поспеют, то и с Лаврентием покончат скоро.
Успех достался ему слишком легко. Это располагает к беспечности.
А мне, Ч как только появится случай Ч надо перебираться на другую сторо
ну. Репертуар этих бойцов исчерпан. После Великого Пахана на его роль зде
сь, может претендовать только клоун.

***

Я бы еще долго с интересом и удовольствием рассматривал их сквозь больши
е стеклянные двери приемной: они жили в таинственной глубине нереальног
о мира, будто в утробе огромного телевизора, словно сговорившись дать ед
инственный и небывалый концерт самодеятельной труппы настоящих любите
лей лицедейства, поскольку все играли, хоть и неумело, но с большим старан
ием, играли для себя, без зрителей, играли без выученного текста, они импро
визировали с тем вдохновением, которое подсказывает яростное стремлен
ие выжить.
Но из спаленки усопшего Пахана вышли врачи, белые халаты которых так стр
анно выглядели здесь, среди серо-зелено-черной партикулярщины вождей и
золотопогонной шатии Лавра. Им здесь не место.
Я видел, как шевелятся их губы. Приподнялось тяжелое веко Богдана Кобуло
ва. Треснула сизая слива, внутри была видна набрякшая кровавая мякоть бе
лка. Внимательно слушал, что говорили врачи. Взглянул на Лаврентия, тот ки
внул. Кобулов легко, сильно вышвырнул свою тушу из глубокого кресла, быст
ро, как атакующий носорог, прошел через приемную, снял с аппарата телефон
ную трубку, что-то буркнул.
Потом вынырнул из-за стеклянной двери, из глубины телевизора Ч за экран,
ко мне, на лестничную площадку.
Ч Повезешь товарища Сталина в морг…

***

Мы несли носилки вчетвером. Из черного жерла санитарного «ЗИСа» выкатил
и носилки и понесли их по длинному двору института патанатомии.
Чавкал под ногами раскисший мартовский снег. Пахло мокрыми тополями, хле
сткий влажный ветер ударял в лицо изморосью. Из-за забора торчал гигантс
кий фаллический символ мира: блекло-серый в ночи купол Планетария.
Спящий город показывал уходящему Хозяину непристойный жест.
А у ворот института, во дворе, перед плохо освещенным служебным входодом
толпились, сновали, колготели наши славные боевые топтуны.
Некоторые отдавали длинному белому кулю на носилках честь, становились
«смирно», плакали. И на нас четверых смотрели с испугом и почтением. Дурак
и.
Они принимают нас за особ, особо приближенных. Неизвестных им маршалов.
Кому еще доверят Ч в последний путь?
Дураки. Книг не читают.
«И маршалы зова не слышат…»
Меня лично Кобулов особо приблизил к праху потому, что знает, я за минуту м
огу вручную перебить человек десять. Это мое главное умение в жизни.
Да, наверное, особа, несущая носилки слева, и те двое Ч сзади, в ногах, Ч пр
иблизились по той же причине.

***

Пахан при жизни был невысок, точнее сказать Ч совсем маленького роста, и
к смерти еще подсох сильно, а все равно тяжелый был, чертяка Мы прямо упари
лись, тащивши. Но передать носилки кому-нибудь из этих слоняющихся вокру
г дармоедов нельзя. Только мы Ч особы особо приближенные.
Во все времена стояли мы на огромной таинственности, внутри которой Ч п
росто глупость.

***

Синий фонарик над входом, полутемная лестница, пыльный свет маленьких ла
мп. Железная дверь грузового лифта, тяжелая и окончательная, как створки
печи крематория. Этот лифт всегда возит мертвый груз. И приближенных осо
б.
К кому?
Затекли руки, а кабина лифта не вызывается. Не идет вниз. Где-то наверху за
стряла. Топтуны вокруг нас стучат кулаками в железную дверь, тихо матеря
тся, кто-то побежал вверх по лестнице. Воняет кошатиной, формалином, падал
ью.
Ладья Харона села на мель. Увязла в тине на том берегу.
Мы все четверо мечтаем поставить носилки на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29