Прасковья Тимофеевна хлопнула в ладоши, кинулась со смехом к Александру,
подхватила его на руки, как малого ребенка, и принялась целовать в губы,
глаза, щеки, прижала его к груди. Прижавшись к жесткой парче ее платья
щекой, Александр услышал, как горячо стучит сердце боярыни.
— Пойдем все ко мне, — сказала хозяйка, поставив Александра на пол. —
Вася, где ты?
Вася лазил под столом, разыскивая красное яблоко, кинутое ему
Александром.
— Вот оно!
Хозяйка выбежала из столовой, за ней побежали мальчишки и поспешила
Авдотья Федосеевна.
За темным переходом распахнулась дверь в большой покой со сводами,
подпертыми посередине круглым столбом. Здесь было жарко, шумно, суетливо.
У Александра зарябило в глазах. Суетились смешные карлы, пододвигая гостям
стулья. Вея лентами, перебегали, хихикая, с места на место девушки в
пестрых сарафанах. Качаясь в кольце, сердито кричал, раздувая розовый
хохол, большой белый попугай. На полу расхаживал, распустив долгий цветной
хвост, павлин. Около него кружился, щелкая клювом, тонконогий журавль. Из
угла слышался звон струн. На коленях у молодого статного черкеса лежали
гусли.
— Девушки! — крикнула хозяйка, хлопнув в ладоши. — Гостей величать!

Г Л А В А  Т Р Е Т Ь Я
КОЛОТУШКА
Девушки стали полукругом. Все стихло. Гусляр ударил по струнам,
задавая тон. Но не успели певицы выдохнуть первое величальное слово, как в
дверях показался дворецкий с зажженным канделябром в руке и громко сказал:
— Боярин просит Александра Васильевича Суворова-сына к себе.
Все замерли.
— Не бойся! Не бойся! Иди! — шепнула хозяйка Александру.
— А я вовсе и не боюсь! — ответил Александр и смело пошел за
дворецким, не взглянув на мать.
— Растревожил ты боярина! Всю ночь спать не будет, — сказал Потапыч,
погладив мальчика по голове.
Дворецкий провел Александра через темный, холодный зал, где гулко
отдавались шаги, к знакомой уже ему рогожной двери и пропустил Александра
вперед, плотно затворив за ним дверь.
Боярин сидел на прежнем месте в своей качалке. Пелагея Петровна
возилась около вороха сена, накрытого ковром, в углу покоя — она готовила
хозяину постель.
Перед Головиным на раздвижном пюпитре с горящей свечкой лежала
большая книга. Боярин молча указал Александру на низенькую скамейку у
своих ног. Суворов сел. Сердце его стучало беспокойно.
— Пелагея, ставни закрывать! — приказал боярин.
— Слушаю, государь!
И, подойдя к окну, домоправительница громко прокричала молитву.
— Амень! — хором ответило со двора несколько голосов.
Со страшным шумом и визгом в петлях захлопали железные ставни,
загремели болты. Видно было, что люди старались нарочно делать как можно
больше стука и грома. То же делалось во всем доме — грохот доносился со
всех сторон.
Пелагея заложила чеками просунутые внутрь болты. Стало тихо. Вошел
дворецкий и ввел старосту с бирками* в руке; с ним вместе вошли выборный
караульщиков с кленовой колотушкой и ключник со множеством ключей на
большом кольце.
_______________
* Б и р к и — счетные палочки, на которых нарезками обозначался
счет.
Дворецкий поклонился боярину и, обратясь к выборному, начал говорить:
— Слушайте приказ боярский: смотрите всю ночь не спите, кругом
барского дома ходите, колотушками громко стучите, в рожок трубите, в доску
звоните, в трещотку трещите, по сторонам не зевайте и помните накрепко:
чтобы птицы не летали, странным голосом не кричали, малых детей не пугали,
на крыши бы не садились и по чердакам не возились. Слушайте же, ребята,
помните накрепко!
— Слышим! — во всю глотку гаркнул выборный.
— Слышим! — глухо отозвалось со двора.
Выборный с низким поклоном подал боярину колотушку и поцеловал ему
руку. Староста отдал бирки Пелагее Петровне. Дворецкий повернулся к
старосте и прочитал ему наставление:
— Скажи сотским и десятским, чтобы все они, от мала до велика,
жителей хранили и строго соблюдали, обывателей от огня неусыпно сберегали,
глядели и смотрели: нет ли где в деревнях Целееве, Медведках и Голявине
смятения, не увидят ли на небесах какого страшного явления, не услышат ли
под собой ужасного землетрясения. Коли что случится или диво какое
приключится, о том бы сами не судили и ничего такого бы не говорили, а в
ту пору к господину приходили и все бы его боярской милости доносили и
помнили бы накрепко!
Ключнику столь же складный и подробный приказ отдала, приняв от него
кольцо с ключами, Пелагея Петровна.
Дворецкий махнул рукой. Выборный, староста и ключник вышли, за ними и
дворецкий. Пелагея Петровна спрятала под подушку бирки и ключи, взбила
попышней сено постели, потушила все свечи, кроме одной, на пюпитре с
книгой, и, пожелав боярину сладко почивать, удалилась.
Настала великая тишина... Александр сидел у ног Головина, пока
длилась странная церемония, и не смел шевельнуться, помня за собой уже
шесть преступлений.
Головин положил Александру на голову тяжелую руку и спросил:
— Кота видел или соврал?
— Нет, не видел. Соврал.
— Зачем? Лги только в крайности, ради жизни спасения...
Головин помолчал и еще спросил:
— Чего за столом рассмеялся?
— У боярыни зайчики в глазах прыгали... Такие веселые!
— Бойся женских глаз, отрок. Почему одной каши спросил?
— А я поросенка не люблю: он на ребенка похож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18