— Так. «Будь умерен в пище и питии». Это хорошо. Человек выше
сытости...
— Коли нечего есть, так и каши запросишь...
— Ты спросил: «Кто все это съест?» Они! — Головин повел рукой
вокруг. — Нынче ради тебя и матери, почитай, две сотни людей сыты.
Рука Головина все тяжелее давила на голову Александра. Он пытался и
не мог выпрямиться. Боярин придавил голову Суворова почти к коленям:
— А за то, что невежей был, вот тебе!
Александр больно стукнулся носом о свою коленку. Из носа брызнула
кровь. Он вырвался из-под руки Головина и закричал.
— Ох, батюшка, — всполошился старик, — да я тебе, никак, нос разбил?
Ай-ай! Враг попутал... Прости ты мне, окаянному!
Головин схватил вдруг колотушку, подбежал к окну и застучал. В то же
мгновение на дворе засвистели, закричали дозорные во много голосов,
застучали колотушки, затрещали трещотки, затрубили рожки, забунчала
чугунная доска.
Головин, повалив пюпитр с книгой, упал в кресло, закатив глаза. Свеча
погасла. Светила теперь одна лампада в углу.
Александр испугался, кинулся к одной двери, к другой, но обе они
оказались запертыми снаружи. Напрасно мальчик бил в двери ногами и
кулаками. Никто не отзывался. Да и нельзя было услышать беспомощный стук
средь грохота, гама и звона со двора.
Александр увидел, что убежать нет возможности. Он подошел к Головину.
Боярин лежал в кресле с закрытыми глазами и, казалось, заснул.
Шум на дворе постепенно затихал и наконец прекратился. Александр
поставил пюпитр, поднял книгу и положил на место, затеплил от лампады
свечу и прикапал ее на место к пюпитру.
Осторожно Александр открыл книгу, стоя рядом с креслом, и радостно
вскрикнул: об этой книге он мечтал, из нее много ему рассказывал отец, но
нигде не мог достать, хотя и обещал давно. Книга Квинта Курция о делах
содеянных Александра Великого, царя Македонского, переведена повелением
Царского Величества с латинского языка на российский лета 1709-го и
напечтана в Москве в 1711 году в декабре месяце.
Боярин, пробужденный от забытья радостным восклицанием Суворова,
ласково положил ему руку на плечо и спросил:
— Здорово я тебе нос разбил?
— Ничего, ничего, сударь!.. Какая у вас книга!
— Сию книгу я читаю, когда мне не спится. Вот погоди...
Дрожащей рукой Головин открыл двадцать первую страницу и начал читать
вслух:
— «...Александр мнози филозофы и риторы встречают, кроме Диогена,
который тогда был в Коринфе, и Александра ни во что вменяя, в бочке
живяше: удивлялся же ему Александр при солнце сидящему, прииде и вопроси,
чего требует. Он же рече: «Требую, да того от меня не отъимеши, чего мне
дать не можеше». Которым ответом Александр весьма утешился и, ко своим
обратися, рече: «Хотел бы аз быти Диоген, аще не бы Александр был». И,
паки обратясь к Диогену, Александр вопросил: «Неужто не могу ничего тебе
дати?» Диоген ответствовал тако: «Усторонись несколько и не застанавливай
мне солнце...»
Положив руку на страницу, Головин спросил:
— А ты кем бы хотел быть: Александром Великим или Диогеном? Что тебе
сходнее?
Александр живо ответил:
— Диоген не мог стать Александром, сударь!
— Ну, а тот?
— Быв Александром Великим, стать Диогеном — нищим! После великих
почестей и славы поселиться в собачьей конуре!
Головин засмеялся:
— Да, милый, такого не бывало... Вот слушай еще! — Головин перевернул
несколько страниц.
— Давайте я буду читать, — сказал Александр, — а вы слушайте.
Головин согласился. Александр начал читать вслух и забыл все, что
было кругом. Хозяин иногда забывался и дремал. Тогда Александр повышал
голос. Головин испуганно открывал глаза, вскакивал с кресел, хватал
колотушку и подбегал с ней к окну, неистово стуча. Со двора сейчас же
отзывались свистом. Трещотки, колотушки, рожки, звон колокола, стук в
чугунное било не смолкали несколько минут. Затем наступала тишина.
— Читай дальше! — приказывал боярин.
Александр читал все тише и тише. Головин наконец захрапел. Свеча
догорала, и, хотя на столике лежало несколько запасных свечей, Александр
закрыл книгу, улегся на пышной постели из сена, приготовленной для
боярина. Свеча мигнула и погасла. Громко храпел хозяин. Должно быть,
заснула и стража на дворе: стук и гром больше не повторялись. Заснул и
Александр.

СЕЛО СЕМЕНОВСКОЕ
Авдотья Федосеевна возвратилась от Головиных совсем расстроенная.
Боярин Василий Васильевич совсем из ума выжил, невесть что творит и не
только не застращал Александра тягостями военной службы, а, наоборот,
подарил ему любимую свою книгу Квинта Курция и, даря, говорил:
— Попытай быть и Александром Великим и мудрым Диогеном. Попытай!
Вася Головин простился с Суворовым в слезах и в минуту расставанья
все просил отца, чтобы он и его записал в Семеновский полк солдатом.
— Ладно, — утешил он Васю, — лишь вырастешь до Суворова, запишу.
Ну-ка, померяйтесь.
Александр и Вася стали затылками друг к другу. Семилетнему Васе (он,
правда, старался вытянуть насколько можно шею) оставалось расти до
Александра не более вершка. И опять Авдотья Федосеевна обиделась за свое
хилое детище.
— Быть тебе в полку, — сказала она сыну, — в двенадцатой роте,
левофланговым.
— Зато у нас в первой роте на правом фланге Прошка Великан, — ответил
Александр.
Давно в усадьбе Головиных не видали боярина в таком добром духе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18