— Ну что ж, — снисходительно сказал Ганнибал, — отроку не мешает
знать правила учтивости. А есть у вас «Зерцало»?
Принесли и эту книгу, и Александр без особой охоты ответил на
несколько вопросов о том, «како отроку надлежит быть».
Авдотья Федосеевна, женщина очень набожная, не преминула кстати
похвастаться тем, что сын прекрасно знает церковную службу. И Александр
лихо отхватил наизусть «Шестопсалмие».
Ганнибал, крещенный в семь лет царем-безбожником, был беспечен в
церковных делах; ему оставалось принять на веру, что Александр знает и
церковную службу не хуже, чем «Истинный способ укрепления городов».
— Дьячок, прямо дьячок! — похвалил Ганнибал. — Блаженной памяти Петр
Алексеевич поцеловал бы непременно отрока вашего. Позвольте мне это
сделать в память нашего отца и благодетеля.
Ганнибал достал шелковый платок, вытер губы и, закинув рукой голову
Александра назад, поцеловал его в лоб...
Испытание продолжалось. Оказалось, что Александр знает немного
по-французски и по-немецки, а по-русски пишет не хуже самого генерала.
Считал мальчик быстро, а память у него отменная.
— Ну, скажи: кем же ты хочешь быть?
Александр, потупясь, молчал.
— Матушка твоя, кажись, хочет видеть тебя архиереем?
Александр рассмеялся и, лукаво подмигнув матери, закричал:
— Кукареку!
— Ганнибалом?! — продолжал допрашивать генерал.
— С вами, сударь, их уже два. Я не хочу быть третьим.
— Ты хочешь быть первым? Ого! А хочешь быть солдатом?
— Да! — кратко ответил Александр.
— Посмотри-ка ты на себя в зеркало, герой! — воскликнула мать.
Александр взглянул на себя в зеркало, и все посмотрели туда.
— Да, неказист! — бросил сквозь зубы отец.
Александр скорчил в зеркало не то себе, не то Ганнибалу рожу и
отвернулся:
— Я не такой!
— Когда б он был записан в полк в свое время, то был бы теперь уж
сержант, а то и поручик! — досадливо заметил Василий Иванович.
— Время не упущено.
— Решено: запишу тебя, Александр, в полк! — стукнув по столу ладонью,
сказал Василий Иванович.
Александр быстро взглянул на мать. Она заголосила, протягивая к сыну
руки:
— Родной ты мой, галчоночек ты мой! Отнимают первенького моего от
меня!..
— Ну, матушка, отнимут еще не сразу. Годика три дома поучится. Полно
вопить... Достань-ка нам семилетнего травничку. Надо нового солдата
спрыснуть. Да и поснедать пора — час адмиральский!
Авдотья Федосеевна, отирая слезы, ушла, чтобы исполнить приказание
мужа.
— Ну, сынок, теперь ты доволен? — спросил Александра отец, когда мать
вышла.
Василий Иванович опасливо поглядел вслед жене.
Ганнибал заметил это и усмехнулся:
— Да что откладывать — еще передумаешь. Пиши, сударь, прошение, пока
государыня в Москве, я и устрою все это дело, — посоветовал гость.
— Сынок, подай перо и бумагу, — приказал отец.
Александр быстро принес из спальни ларчик, открыл его и подал отцу
чернильницу, песочницу, гусиное перо. Отец, обмакнув перо в чернила,
задумался.
— В какой же полк тебя писать? — задумчиво глядя на сына, спросил
Василий Иванович. — В Преображенский? И дядя твой, Александр Иванович, в
Преображенском, и я в Преображенском. Выходит, и тебе в Преображенский.
— Батюшка, — тихо сказал Александр, — пишите меня в Семеновский.
— В Семеновский? Почему же?
— Да мне матушку жалко стало: ей трудно со мной сразу расставаться.
Преображенский в Петербурге, а Семеновский полк в Москве квартирует... Все
ближе к дому.
— В Семеновский полк не напишут: у нас в Семеновском родни нет.
— А Прошка Великан? — напомнил Александр.
Василий Иванович усмехнулся.
— Кто же это будет Прошка Великан? — спросил Ганнибал.
— Прошка-то? Вы не знаете? — удивился Александр. — Его батюшка за то
в солдаты отдал, что он кобылу огрел оглоблей да спину ей сломал. К тому
же озорник. Все дрался: ударит, а мужик и с копыльев долой. Батюшка его и
сдал. Царица послала его с другими великанами к прусскому королю Фридриху.
А у Фридриха пушка в грязи завязла. Велел король своим солдатам пушку
тащить — десять вытащить не могут. Отступились. Прошка подошел, крякнул,
один пушку из грязи вынул да на сухое место и поставил. Только и сам
повалился около пушки — у него жила лопнула. А когда жилу ему срастили,
выходили, то отпустили его домой...
— Да как же Прошка с лопнутой жилой в строю?
— Да он ничего еще, только тяжелой работы не может.
— Чудо-богатырь! В Москве непременно погляжу на Прошку, — сказал,
рассмеявшись, генерал. — А ты еще не знаешь, Василий Иванович, что Никита
Соковнин в Семеновский полк вернулся?
— Неужто? Какой поворот судьбы! Никита Федорович Соковнин мне друг и
приятель. Истинно ты, Абрам Петрович, чудесные вести принес!

Г Л А В А  В Т О Р А Я
ЖРЕБИЙ БРОШЕН
Морозным утром Василий Иванович Суворов стоял в стеганом ватном
архалуке на покрытом инеем крыльце. Ключница сыпала курам из кошелки
горстями житарь*. Куры ссорились и дрались. Вороватые воробьи норовили
тоже клюнуть. Петух их отгонял, покрикивая: «Ты куда-куда? Пошел!»
_______________
* Ж и т а р ь — ячмень.
Василий Иванович не отрываясь следил за одной хохлаткой — она клевала
торопливо и жадно.
Ключница, вытряхнув из кошелки остатки зерна, сердито крикнула
барину:
— Каждое зернышко считаешь?
— А тебе бы что — украсти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18