Подумал ты об этом?Шариф стоял, не поднимая головы и ничем не выдавая своей радости, что в его вранье, кажется, поверили. Во всяком случае, в голосе комиссара Филатова, который вмешался в разговор, ему почудилась надежда.– Ты понимаешь, Рахманов, какой совершил проступок?– Понимаю. Но брата столько не видел… Два-три часа как было не побыть с ним?.. Война ведь, смерть ждет на каждом шагу. Кто знает, суждено ли снова встретиться…– Кто запретил бы тебе встретиться с двоюродным братом, если бы ты пришел и спросил разрешения? – крикнул Асланов, не совладав с собой. – Но мало того, что в военное время, в прифронтовой полосе ты самовольно отлучился из части, так ты еще и напился, как свинья!Повезло. Ложь удалась. Командир полка бушевал, но и он; и комиссар поверили, что он встретил двоюродного брата, и проверять, существует ли такой брат, не станут. Теперь надо сказать о выпивке такие слова, чтобы они тоже не вызвали сомнений.Но не успел Шариф и рта открыть, как Асланов решительно сказал:– Мое предложение, Михаил Александрович: передать дело в трибунал.Услышав о трибунале, Шариф чуть не задохнулся от страха. Пришел на ум совет часового.– Простите меня, ради бога! Даю вам слово, что это было в первый и последний раз! И если я еще когда-нибудь позволю себе что-либо такое расстреляйте на месте!Пришел старшина роты Воропанов, попросил разрешения присутствовать и стал в сторонке. Он сразу понял, что дела Рахманова плохи, а если Шарифу за отлучку и пьянство влетит, не поздоровится и ему, Воропанову.– Ты что, за ним пришел? – спросил его Асланов.– Командир роты меня послал. Что прикажете, то и сделаю, товарищ подполковник.– Так вот, отведешь Рахманова в роту, он останется в роте, пока его дело будет рассмотрено. Головой за него отвечаешь, понял? А за то, что вчера его не хватился, получишь взыскание.– Есть получить взыскание! Разрешите отвести Рахманова?– Веди. Михаил Александрович, позаботьтесь, чтобы были подготовлены документы для передачи дела в трибунал.Шариф сник: "И это называется земляк? Другие перед ним – просто ангелы. А этот совсем жалости не знает".Отойдя шагов на сто, Воропанов сказал Шарифу– Из-за тебя и я схлопотал взыскание! Всех опозорил: и ротного, и командира взвода Тетерина и меня и своих товарищей. Какой ты вояка будешь, никто не знает. Даже на кухне ты с делом не можешь справиться куда ни пошлешь – обязательно что-либо не так сделаешь. На что ты годен? Что умеешь? Прямая дорога тебе в трибунал. 3 Но в трибунал Рахманов не попал. Едва старшина увел его, комиссар полка Филатов сказал:– Ази Ахадович! Рахманов, действительно, совершил тяжкий поступок, достойный серьезного наказания, и он должен быть наказан. Но твое решение передать дело в трибунал представляется мне жестоким.– А мне не представляется. То, что сделал Рахманов, вполне заслуживает трибунала.– Это слишком тяжелое наказание. Я возражаю против такого решения. Почему? Потому, что считаю: на Рахманова можно воздействовать иными путями.– Как политический руководитель, ты лучше других знаешь, что плохой пример заразителен. Если мы не накажем Рахманова, завтра еще какой-либо слабовольный, надеясь на безнаказанность, совершит что-либо похуже. Моральное настроение личного состава является очень важным условием победы. Об этом надо думать, товарищ комиссар!– Совершенно верно… Но ведь и разумная снисходительность иногда служит укреплению морального состояния. Можно передать дело Рахманова в трибунал, и урок будет. А можно и не передавая извлечь, урок…– Что же ты предлагаешь?– Поручи это дело мне, я разберусь, потом доложу.– Хорошо, но только наказание за тяжкий проступок должно последовать!Зазвонил телефон. Асланов поднял трубку, но, так и не поговорив с абонентом, резко положил, ее на рычаг.– Успокойся, Ази Ахадович, зачем нервничать?– А как не нервничать? – Ази Асланов отодвинул от себя телефонный аппарат. – О чем люди думают, и о чем думает этот прохвост!– Мы же условились: с этим вопросом я разберусь.– Боюсь, что главного ты, Михаил Александрович, все-таки не уловил… Самоволка, пьянство – явления позорные, исключительные. Но почему на все это Рахманов решился? Ведь он не дурак, он знал, что делает и что может за это получить, он все продумал, а потом уж отправился в село. Он рассчитывал именно на меня.– На тебя?– Да. Он уверен был, что я все ему прощу, ведь я земляк!– Если он на это понадеялся, то совершил большую ошибку!– Когда я встречаюсь с такими проходимцами, все во мне кипит! Там, на передовой, мои земляки-азербайджанцы гибнут в борьбе с врагами, а здесь какой-то негодяй напивается в расчете на снисхождение. Понял теперь, в чем суть его поведения? И такого не наказать?– Ну, успокойся, Ази, разберемся в этом деле. 4 Проступок Шарифа больше всего возмутил Мустафу. Как только ни честил он Шарифа! И как только узнал, что старшина привел его в роту, побросал все дела и устремился к нему.– Шариф!Рахманов сидел в землянке старшины на нарах, опустив голову и положив отяжелевшие руки на колени.Услышав свое имя, он безразлично посмотрел на Мустафу и снова опустил голову чуть не до колен.– Я к тебе обращаюсь!Шариф усмехнулся:– Ну, что кричишь? Тут глухих нет. Знаю, сейчас начнешь повторять чужие слова: зачем ушел, зачем пил, почему нас позоришь? Ради аллаха, помолчи, дай хоть минуту посидеть спокойно. Что вы все прицепились ко мне? Как будто что-то мне дали и не можете получить обратно. Нет, ты только подумай: все молчат, сидят спокойно, а свои, земляки, напали и едят поедом! Там Асланов, здесь – Гасанзаде. А теперь и ты. Пойди, поищи, нет ли там еще где азербайджанцев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121