Что ж, я потерплю, подожду, лишь бы Ази поправился, может, и доживу до встречи", – горестно размышляла Нушаферин. А Рза как ушел в райком, так будто в воду канул. Наконец, она уже решила послать за ним невестку, – и тут он появился. Однако ничего утешительного не принес. Ма-медбейли при нем звонил в Баку, в Центральный Комитет партии, – сказали, что еще не удалось узнать адрес госпиталя, обещали позвонить, как только удастся выяснить.– Неужели так трудно узнать адрес больницы? – вздохнула Нушу.– Потерпи, Нушу хала". Я сам слышал весь разговор. Из Баку сказали, что постараются узнать все как можно скорее.Нушаферин, решив ехать к сыну, уже стала собираться и то и дело вставала и уходила, чтобы что-то достать, положить, не забыть, в больнице многое пригодится.– Прямо не знаю, что и делать, – сказал Рза, когда старушка ушла в очередной раз. – Куда ей ехать в такое время? Зима. Она ничего не знает, на первой же станции заблудится и пропадет. На всякий случай, Хавер-баджи, я договорился с Мамедбейли: меня отпустят. Поеду один. Помоги мне уговорить ее, чтобы никуда не собиралась. Скорее всего, братец Ази лежит во фронтовом госпитале. Дорога туда длинная, долгая, любые неожиданности могут быть. А я, как только доберусь, тут же все сообщу телеграммой.– Да разве можно ее удержать? Пока ты в райком ходил, она уже все приготовила. Два хурджина стоят набитые. Теплые вещи достала… Хоть сейчас в дорогу, ждет только твоего слова: куда ехать. Никак ее не переубедить. Я ей уж как пыталась втолковать, что не добраться, а она даже слушать не хочет. Я говорю, останься, мама, с детьми, я поеду, или давай детей у соседей оставим, вместе поедем, и на это не соглашается…– И не соглашусь, – сказала Нушаферин, входя. – Слышала я, о чем вы тут говорили. Мыслимое ли дело: оставить малых детишек на чужих людей? При матери должны быть. А ты, Рза, тоже оставайся, у тебя дел полно, я одна поеду. Ты плохо меня знаешь. Думаешь, я русского языка не знаю, да неграмотная, так уж и пропаду? Да я из-за одного сына на край света доберусь, и люди добрые мне помогут, небось, горе не у меня одной, а матери друг друга и без языка поймут. Ты говоришь, холодно там… Конечно, тебе трудно, ты ранен был…– Я сам не боюсь холода, Нушу хала, я о тебе беспокоюсь. Ты старая женщина, а дорога долгая, и там холода, о каких ты и понятия не имеешь. Оставайся дома, а я поеду.– Эх, сынок, разве вы знаете, что у меня на сердце? Мне надо ехать.– Нушу хала, я понимаю, но тебе не выдержать дорогу, ты слабая, недавно болела, тяжело тебе будет. Тяжелее его ран ничего нету. А разве я смогу жить, пока Ази не увижу? Нет, Рза, я поеду.– Ну, ладно… Нушу хала, поедем вместе. Сестрица Хавер с детьми останется…И хотя Нушу хала, вроде, добилась согласия близких на поездку, тревога и беспокойство ее не утихли. Пяти минут не могла она усидеть на одном месте. Словно пьяная, ходила она по дому, из комнаты в комнату. То передвинет что-то, переставит, то поправит клеенку на столе, то смахнет с буфета, сверкающего, как зеркало, воображаемую пыль, то выглянет в окно, то сядет на диван, то встанет…Рза молча наблюдал за ней, курил папиросу за папиросой.– Нам сообщат до вечера, где он находится? – в который раз спросила Нушу.– По-моему, до вечера скажут.– Узнать бы скорее, с утра бы тронулись в путь.– Нушу-хала, если желательно с утра отправиться в дорогу, мне нужно, не теряя времени, ехать в село. Оставлю там за себя человека, скажу, что делать, указания дам. Чемодан собрать надо! А рано утром я буду здесь.– Ты уезжаешь? А кто нам скажет, если позвонят из Баку?– Скажут сразу, как только что-нибудь выяснят. У них же там круглосуточное дежурство. Глава восемнадцатая 1 Тяжелораненого Ази Асланова привезли в санчасть бригады. Капитан Смородина удивилась, увидев генерала на носилках – всего несколько часов тому назад она беседовала с Аслановым в штабе бригады и видела, как генерал с адъютантом поехали в бронетранспортере.И вот – ранен. С трудом переводит дыхание.Смородина распорядилась подготовить все к операции, и генерала сразу с носилок переложили на хирургический стол.Уже первый осмотр подтвердил наихудшие опасения. Но бороться за жизнь следовало, и был шанс добиться успеха. Вот крови только много потерял генерал… И нога… Но сначала надо исследовать рану в груди.– Повязку! Инструменты! Обработать операционное поле! – отдавая распоряжения фельдшерам и сестрам, Смородина старалась не смотреть в лицо генералу.Смородина знала, что весть о ранении командира бригады разнеслась по подразделениям, произвела тягостное впечатление. Около санчасти собралось много людей, некоторые не прочь заглянуть в операционную, и все ждут, что скажут врачи. По ту сторону дверей ходил взад-вперед подполковник Филатов, оказавшийся после ранения генерала самым старшим офицером в бригаде ему, вероятно, и придется пока принять командование ею.К палатке санчасти подъехала машина, из нее вышли генерал Черепанов и еще двое старших офицеров: услышав о ранении Асланова, Черепанов захватил с собой хирургов из армейского госпиталя.Филатов начал было докладывать, но Черепанов махнул рукой:– Как чувствует себя Асланов?– Раны очень тяжелые, товарищ генерал. Начальник санчасти приступает к операции.Вперед выступил приехавший вместе с Черепановым пожилой полковник медицинской службы.– Давно преступили к операции?– Только что.– Пройдите в операционную, полковник, – распорядился Черепанов. – Если Смородина еще не начала, оперируйте вы.Закончив необходимые приготовления, Смородина хо тела дать наркоз, когда вошли хирурги, и полковник, представившись, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121