– Нехорошо получилось! – Гасанзаде с сожалением покачал головой. Глупо.Смородина посмотрела на него. Взгляд у нее был усталый.Некоторое время они стояли молча, неподвижно. "Что сделать, чтобы помочь ей выпутаться из создавшегося положения?" – думал Фируз, и не мог ничего придумать.– А можно узнать, кто этот человек… который вас подозревает?– А зачем вам? Разве это так важно?– Важнее важного!– Майор Пронин, вот кто!– Я этого не знал, доктор. – Гасанзаде смешался, опустил голову. – Я ведь недавно в полку, откуда мне было знать? Знал бы – даже не заговорил с вами…– Вот как? Что, испугались бы? Или раз меня любит Пронин, для вас я интереса уже не представляю? Эх, Гасанзаде, Гасанзаде! Не ожидала от вас такого…Фируз не решался посмотреть в глаза доктору. Насмешливый тон ее совсем сбил его с толку.– А он… он давно любит вас?– Полгода, как объяснились, – Лена прищурила свои голубые глаза. – Дали друг другу слово пожениться после войны.– Хотите, я сейчас же пойду к Пронину и все ему расскажу? Пусть после этого делают со мной что хотят, хоть в штрафной посылают… Не хочу быть невольным виновником вашей размолвки.Смородина, державшаяся вполне спокойно, совсем другим тоном сказала:– Это ребячество, лейтенант. Выкиньте эту мысль из головы. Мне от ваших объяснений будет не легче. Ничего вы не добьетесь, только подольете масла в огонь. Чего доброго, Пронин на эту тему и разговаривать не станет. И вообще, если подозрение в сердце поселилось, его оттуда не так-то просто вытравить.– Но вытравить как-то надо. Я готов на что угодно, лишь бы у вас все наладилось.– Если бы я знала, что вы так серьезно все это воспримете, не сказала бы вам ничего. Больше того, и в полку вас оставлять, наверное, не следовало. – Фируз молчал, не зная, что сказать. – Но знаете, Гасанзаде, нет худа без добра: теперь я лучше узнала Пронина. И хорошо, что узнала сейчас.– Доктор, не старайтесь уменьшить мою вину. И разрешите мне поговорить с майором Прониным.– Нельзя, Гасанзаде. Да уже и поздно…– Как поздно?– Да так. Он перестал со мной разговаривать, увидит – отворачивается, обходит меня стороной. Вообще, прошу вас ни слова не говорить ему. Не пытаться даже!– Но ведь он… смешно даже – ревнует ко мне! – Фируз прошел в глубину землянки и придвинул Лене снарядный ящик. – Чего стоим, доктор, садитесь, в ногах правды нет.И Лена села, положив на колени санитарную сумку, и облокотилась на нее.– Все ничего, но тяжело быть без вины виноватой…– Жаль, не даете поговорить с Прониным. Сразу, как говорится, поставили бы все точки над «и». Вы замечательный человек, доктор, я считал бы счастьем для себя, если бы на меня обратила внимание такая девушка. Но о чем не думал, о том не думал… Я любил одну девушку…– Где она, эта девушка? – встрепенулась Лена.– Далеко отсюда, в Азербайджане.– А она не ревнует вас к другим?– Она меня даже не вспоминает.– Не вспоминает? За что же вы ее любите?– Не знаю.– Не пойму… вы ее любите, а она о вас совсем не думает… Так не бывает.– Она теперь замужем. Может, уже стала матерью.– А что же случилось? – с живейшим интересом спросила Лена. – Почему она изменила вам и вышла за другого?– Она любила меня, в этом я и сейчас не сомневаюсь. Но в дело вмешалась ее мамаша… Одним словом, выдали ее замуж за парня из состоятельной семьи…– Ну, а ваши-то родители что?– Нет у меня родителей! Отца застрелили бандиты осенью двадцатого года, а мать умерла при родах. Я остался жить, а она умерла… Так что ни отца, ни матери я не видел.Фируз достал папиросу, закурил. Руки у него вздрагивали.– А как же… Кто же вас вырастил?– Бабушка взяла меня под свое крыло. Женщины-соседки кормили грудью по очереди. Дитя всей деревни. Едва исполнилось десять лет, скончалась бабушка. Определили меня в детдом. Потом десятилетку окончил, в сельхозинститут поступил. Там и познакомился с девушкой, о которой говорю… Пришло, думаю, и на мою улицу счастье. Ну, а чем оно завершилось, вы знаете.Он замолчал, затянулся папиросой.– Когда вспоминаю все это, мне бывает так больно, словно кто-то срывает коросту со старых ран…Взгляд Лены был полон участия.– Да, немало пришлось вам пережить, лейтенант. Никак этого не предполагала. Но вы не терзайтесь, все пройдет…– Да я уж привык… Почему я из госпиталя сбежал, знаете? Среди людей мне легче. Но когда вспоминаю, как у меня счастье отняли, чувствую себя словно подбитая курица… Вот уже два года, как не видел родных краев… И за все это время ни одной весточки ниоткуда не получил. Ребятам приходят письма от родителей, от родственников, от любимых… Читают, радуются, счастливы… А я радуюсь только за них, не за себя. Но представьте себе, что завтра меня убьют… Ни один человек на свете не оплачет мою смерть. Конечно, товарищи вспомнят. Но одно дело – фронтовые товарищи, и другое отец с матерью, невеста, родня. Я не пессимист, доктор, и надеюсь, вы плохо обо мне не подумаете, но все это так грустно… Как видите, мои дела куда хуже ваших.– Не печальтесь, лейтенант. Я верю, вы останетесь в живых, а кончится война, вернетесь в свой Кировабад, найдется достойная девушка, получше той, которая безропотно предала свою любовь, будут у вас дети, семья, будет счастье…– Может быть, может быть… Если, конечно, уцелею.– Признаться, лейтенант, пока я слушала вас, забыла о своем горе. Узнал бы все это товарищ майор, может, устыдился бы своих подозрений. Но пусть не знает, хорошо? – Она поднялась. Уходя, еще раз попросила: – Договорились: Пронину ни слова.Оставшись один, Фируз упрекнул себя: "Зачем было говорить о своих намерениях? Хотел подправить бровь, а чуть не выколол глаз. Надо было пойти к майору и поговорить с ним по-мужски".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121