«Здрасьте вам,» – подумала я. Ещё не хватало их приставаний. Тогда я точно Ляпу прокляну и розами посыплю.
Толпа приближалась. Впереди всех вертелся маленький грязный пацанчик, лет 12-ти. Он и сказал:
– Это он, пацаны!..
Пьяного Вову оттерли от меня смачным ударом в табло. Бутылка пива мотнулась, вырвалась из потных Вовиных рук и улетела куда-то. Я стояла, обалдело смотря на то, как несколько человек прыгают у Вовы на голове, другие с размаху бьют его в живот. Хотела что-нибудь сделать, но руки и ноги будто онемели. Дальше помню смутно. Человек двадцать яростно пинали одного, а тот стонал и выл. Отбивался руками, метался из стороны в сторону, натыкаясь на мартинсы. Кровь растеклась по асфальту тёмной лужей.
Вокруг заинтересованно собирался народ: два толстых мужика, бабуська с авоськой, девочка с мороженкой… Я вздрогнула, услышав звериный рёв. Хмырь болотный, схватившись за голову, полз на четвереньках и кричал. Лица не было видно, только струи крови. Какой-то широкоштанинный с размаху бил его цепью.
– Ты чё?
Рядом со мной стоял тот самый 12-летний, внимательно всматривался в лицо. Мальчик как мальчик. Грязноват, коротко стрижен, в футболке с надписью «Fuck the stupid chicks». У него были такие неиспорченные светлые глазки, что я почувствовала себя умудрённой опытом девахой и важно сказала:
– Ну вы суки позорные… – и повторила, подумав. – Суки. И козлы.
Всё-таки двадцать на одного – это плохо. И пусть это хмырь, на которого мне ха-тьфу. Но! Принцип.
Мальчик задумался, сжав губы, а потом весело ответил:
– Он Деню отъебашил со своей бригой. Он ему голову раскроил!…
– Всё равно… – стушевалась я.
– Чё всё равно-то? Ну ты чё?
«И правда,» – подумала я – Меня никто бить не собирается, наоборот, со мной так вежливо разговаривают, смотрят глазами».
Я пожала плечами.
К нам подошёл высокий рэппер, звеня цепью.
– Привет! – сказал он низким голосом.
– Ага…
У него уши топорщились из-под кепки, лицо острое, глаза наглые. Руки красивые, руки – это да. Руки мне понравились.
– Ну пока, товарищи, – сказала я и решительно протиснулась между мелким и рэппером. Тут же красивые руки преградили мне дорогу.
– А где вы живёте?
– На Жени Егоровой!
Рэппер округлил глаза и хмыкнул. Не переставая, впрочем, стоять, как шлагбаум, растопырив руки.
– Это за три пизды, нигер, – радостно сообщил мелкий.
– А дай мне телефон, – обратился ко мне рэппер, не слушая.
Я опять пожала плечами и протараторила номер. Чем быстрее скажешь, тем быстрее отвяжутся. Нигер записал цифры на ладони, вернул мне ручку. Мелкий хлопал ресницами, вперив взгляд в рэппера.
– Деня там живёт, он проводит, – уверенно ответил ему Нигер, держа меня в осаде.
Через полчаса у меня закладывало уши в метро, а рядом сидел и пялился в пространство тот самый Деня. Которому мой хмырь болотный пробил башку. Шрам был отчетливо виден – зашит и смачно полит зелёнкой. Сам Деня походил на актёра Райана Гослинга из «Фанатика». Такой же бритый, глаза в кучку, нос прямой, губы клювом. Но в целом, ничего себе, симпатичный. Не приставал – и то ладно. А то я уже испереживалась насчёт своих голых ног и майки в обтяжку. Сидела, всё-таки напружинившись. Мало ли!
Деня молча довёл меня до дома, сделал ручкой и пошёл обратно. Я сиганула в подъезд, краем глаза в сотый раз отметила на стене надпись «WU-TANG Clan» и, заскочив в лифт, облегчённо вздохнула.
– Илья звонил, – сообщила мама. – И вообще, сколько можно? Ночь на дворе, а она ходит неизвестно где! Последний раз чтоб такое было! – постепенно расходилась она, подогревая негодованием сама себя. – Чтоб никаких Илей… Ильёв…
Я закрыла дверь в комнате, включила компьютер. Под его урчание набрала номер.
– Да? – ответил Ляпа.
– Звонил?
– Звонил.
– Я дома.
– Это хорошо. Звони как-нибудь. У нас в «Молоке» концерт скоро. Я тебя возьму.
– Ладно.
– Пока.
– Пока.
Я повесила трубку. Ну блин, Ляпа! Ну сколько можно быть такой мёртвой рыбой? Точнее, не мёртвой, а мной не интересующейся. Как так? Да за мной любой парень побежит, только посмотри на него подольше. А на Ляпу я смотрю-смотрю и без толку. Сидит, курит, глаза отворачивает. Или на репетициях все наперебой меня развлекают (особенно Крэз), а этот барабанит себе, отвернувшись. Один раз порезал палец о разодранную тарелку. Кровь текла на его тёмно-зелёные шорты, он остервенело всасывался в порез, мазал кровь на стену. Барабаны – в бурых брызгах. Я сидела и думала: дать ему платок? Волкова пихала локтем, мол, дай. Но… как-то не так было, я не могла сказать: «Ляпа, на, завяжи свою рану». Не знаю, почему. Он на меня не смотрел. Ему мои платки, наверное, были не нужны.
В наушниках радостно завопили: «Постоя-анно зажигать, никогда не отдыха-ать, веселиться, тусовать весь день, всю ночь бодриться. Много денег поднимать. Ещё больше пропивать, порошки употреблять и насмерть не упиться-а».
Это про Ляпу. Правда, он наркотой не увлекается, но пьёт как конь, постоянно зажигает, не отдыхает, тусует весь день и всю ночь, когда случаются концерты. Он станет когда-нибудь знаменитым, а я буду гнуть пальцы, мол, это мой муж. Сначала он добивался меня по инету, слал письма каждый день с огромными буквами: «СКУЧАЮ» и кучей восклицательных знаков. Теперь я в реале пытаюсь его расшевелить и дать понять, что хочу продолжения такого бурного начала отношений. Как Журавль и Цапля, блин… Он курит. И смотрит в сторону. Пьёт пиво. И смотрит в сторону. Играет на ударных, как чёрт. И всё время я для него как будто не существую. Зачем тогда просит звонить? Зачем возит меня и Волкову с Крэзом в Петергоф? Мы там здорово провели время, залезли во все запрещённые для купания фонтаны и за нами даже хотел погнаться милиционер.
1 2 3 4 5 6 7 8