Все было гигантских размеров и сомнительного вкусового достоинства. Я купила немного фруктов и овощей на вечер.
Мы встретились с Сасэко у кассы.
– Слушай, вы тут не болеете от такой еды? – спросила я.
В ответ она засмеялась.
– А мы, кроме сэндвичей, ничего не едим. Шучу. Дома мы в основном едим то же, что и в Японии: мисо-суп, рыбу. Жареное мясо с соевым соусом. Ну и так далее.
– Кстати, вы с Кодзуми помирились после вчерашнего? – спросила я, вдруг вспомнив про их вечернюю ссору.
– Да у нас такое почти каждый день. Дело житейское, – легко сказала она.
«Ну и ладно, – подумала я. – На то она и есть, семейная жизнь».
По дороге домой мы заехали в филиппинское кафе выпить чая. На самом-то деле кроме хозяйки-филиппинки в этом кафе не было ничего филиппинского. Хотя нет – был еще какой-то специальный филиппинский десерт, который мы и заказали. По странной прихоти хозяев половина помещения была отведена под парикмахерскую. Поэтому наш разговор за чашкой чая сопровождался бесконечным клацаньем ножниц. Все это было очень странно, но в тоже время очень мило. Сквозь большое окно светило солнце, ослепительно отражаясь на гладкой поверхности нашего стола.
Жидкий кофе, сладкий десерт. Батарея пивных банок. Солнечные лучи. Птичья речь хозяев – тагалог Тагальский язык (с 1959 года – филиппинский, или пилипино), язык одной из основных народностей Филиппинского архипелага.

, порхающий над нашими головами.
Что за странный город. Ни одного цельного впечатления – сплошные обрывки, едва уловимые чувства. Люди – плоские и смазанные, как на расфокусированной фотографии. Искаженный жарой, оплавленный пейзаж.
– Странный остров. Странное время, – сказала я. – И жизнь здесь какая-то непонятная.
– Здесь лучше, чем в Японии. Живешь себе, ни о чем не думаешь.
– Вот уж действительно – ни о чем не думаешь.
Любоваться пейзажем, есть три раза в день, купаться в океане, смотреть телевизор – что еще надо? То же, что и в Кочи, только размером побольше. Все, чего я привыкла бояться, живя в Японии, стало здесь таким смутным и расплывчатым…
– Я ведь бежала из Японии, как безумная. Как будто за мной кто-то гнался, – сказала Сасэко.
– Слушай, я давно хотела тебя спросить. Я ведь тебя видела в Кочи. Ты помнишь? – спросила я.
– Один раз, правильно? Это было во сне. У меня такое часто бывает – перед тем, как встретиться с кем-нибудь в реальной жизни, я встречаюсь с ним во сне. Так вот, мне приснился сон, что я иду в гости в тот дом, где ты живешь вместе с маль – чишкой – школьником.
– Ага. Это был мой младший брат.
– Я часто вижу во сне своих будущих друзей. С Кодзуми у меня, между прочим, почти такая же история была. Мне приснился сон, что я еду встречать его в аэропорт. Утром я встала и поехала туда. До этого я никогда его не видела и ничего о нем не знала. Он первый ко мне подошел и заявил, что разговаривал со мной во сне. С ним были какие-то его друзья, но он сказал им, чтобы они его не ждали, и поехал со мной. Это было наше первое свидание. Потом он уехал в Японию и во второй раз вернулся сюда навсегда.
– Быстро вы, однако…
– А чего зря время тянуть? – сказала Сасэко. – Мы оба хотели уехать из Японии. Мне не нравилась моя жизнь, не нравилось мое тело. Я, еще когда у мамы в животе была, знала, что обязательно уеду. Убегу куда-нибудь. И если сравнить то, как я живу сейчас, с тем, как я жила и чувствовала тогда, – это просто… Да это просто нельзя сравнивать. Во мне была такая неимоверная сила. И все из-за ненависти. Из-за ненависти к себе. Я столько плохого себе сделала. На нервной почве у меня развилась какая-то странная кожная болезнь, пару раз я была на грани помешательства – меня даже в больницу клали. Вспомнить страшно. Но после полового созревания я обнаружила, что энергию, которая меня пожирает изнутри, можно тратить на мужчин. Это было очень приятным открытием. Мне нравилось, что мужчины меня хотят, хотят мое тело. Десятки, сотни мужчин. Я очень быстро сбилась со счета. И имя мое было как нельзя кстати. Представляешь, какой-нибудь парень спрашивает: «Как тебя зовут, красавица?», а я ему Давалка. Ну и дальше все идет как по маслу. – Сасэко засмеялась так заразительно, что я не удержалась и тоже пару раз хихикнула.
– Да уж, имечко подходящее. Что и говорить.
– Вот-вот, и я о чем. Это у меня судьба такая. У меня же в детстве вибратор был вместо мамы.
– Вибратор? Настоящий, что ли?
– Ага. Настоящий. Только не электрический, а ручной. Просто длинная такая штука соответствующей формы… Меня же папа в приют отдал, а сам свалил куда-то. И мамины вещи потом все выкинул. А я еще до того, как меня в приют взяли, эту штуку стащила из маминого тайника – я пару раз видела, как мама ее туда прячет. Я же не знала, что это такое. Откуда мне было знать? Ну вот. Единственная память о маме. Я без нее заснуть не могла, клала рядом с собой, обнимала, называла «мамочка». А в приюте, когда узнали, – ругались ужасно. Вибратор, конечно, отобрали. Я очень переживала, плакала… Но зато потом, когда через несколько лет обнаружила, что ТАКОЕ есть у всех мужчин, – я чуть с ума не сошла от радости. Член олицетворял для меня все – маму, папу, друзей… Целый мир в одной вещи! Теперь я могла быть с «мамочкой» каждый день, но вдобавок к этому испытывать множество приятных, незнакомых мне раньше ощущений. Естественно, что в какой-то момент от такой жизни у меня чуть было окончательно не снесло крышу. Я превратилась в эротоманку и секс – маньячку… Я это рассказываю, чтобы ты лучше понимала, откуда я такая взялась. Видишь ли, на фоне моего «воссоединения» с мамой эти встречи во сне – просто детский лепет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123