Во время одной из ссор мамин второй муж как-то закричал: «Ты ведь до сих пор его любишь, хоть он и умер!» – и со всей силы стукнул кулаком по столу. И тогда в буфете треснуло одно из стекол. Мой младший брат, тогда еще совсем маленький, испугался и громко заплакал.
Все эти подробности вдруг всплыли у меня в голове, как будто заработал компьютер, настроенный на поиск по словосочетанию «книжная полка».
Вот только, в отличие от компьютера, я не могла контролировать ни количество, ни качество выдаваемой информации.
И это касалось всего, что попадалось мне на глаза: ножницы, книжка, коридор, дверь, карандаш.
«Здорово!!» – подумала я и спустилась на первый этаж.
Там была мама.
Я обвела глазами кухню. Вот кухонный стол – мы купили его в прошлом году. Между прочим, из орехового дерева. Мы тогда пошли с мамой в «Исэтан» «Исэтан» – крупный универмаг.

, пересмотрели кучу каталогов и, в конце концов, выбрали этот. Красивый и большой. Парень, который нам его привез, был похож на Роберта де Ниро. Брат сразу же залез на стол с ногами, чем привел маму в совершеннейшее бешенство.
Катастрофа – я не могу остановиться!
Я с опаской взглянула на маму. Мама – не вещь, а – человек, и не просто человек, а мама! Она вызвала во мне воспоминания о том, чего я не могла помнить сознанием – только телом: о девяти месяцах, проведенных в темной утробе, о самом раннем детстве… Вихрь образов закружился перед моими глазами, окончательно сбив меня с толку.
– Сакуми, ты в порядке? – в ее голосе послышалось беспокойство.
– А что, что-то не так? – спросила я.
– У тебя такое лицо… расслабленное. Будто ты сейчас в обморок упадешь. В детстве ты часто ходила с таким странным лицом.
– Я просто только что встала, – ответила я и продолжила свою экскурсию по кухне. Вещи, каждая в свой черед, делились со мной воспоминаниями, которых я так долго была лишена. Едва сдерживая напор очнувшейся памяти, я сварила кофе себе и маме.
Наблюдая за тем, что со мной происходит, я заметила, что воспоминания «после падения», как тонкий слой масла на душистом куске хлеба, просвечивают, пропускают сквозь себя предыдущие, забытые и теперь вновь обретенные, воспоминания более ранних лет. Это было странное чувство. Все было слишком очевидно, слишком понятно.
До сегодняшнего дня я жила «на ощупь», интуитивно. По сравнению с тем существованием новое «я» казалось мне объемным и тяжелым: как будто отныне и впредь я должна буду все время волочить за собой многотомный толковый словарь. Мысль о будущей жизни в этом плотном мире, наполненном бесчисленными воспоминаниями, страшила меня. Но в глубине души я уже знала, что ничего страшного нет, что все пойдет так, как надо. Самым естественным образом.
Я поставила перед мамой чашку с кофе, а свою забрала с собой в комнату. Я была благодарна Наде и Какеру за то, что со мной происходило. В конце концов, это была их заслуга. «Молодцы ребята! Надо будет прямо сейчас дочитать эту книжку», – думала я, поднимаясь по лестнице, и вдруг нос к носу столкнулась с братом.
Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением.
«Да он боится, – вдруг поняла я. – Это страх».
Но не успела я спросить Ёшио, что случилось и чем он так напуган, как он выпалил, не сводя с меня округлившихся глаз:
– Сакуми, ты что-то вспомнила?
– А ты-то откуда знаешь?! – удивилась я, изо всех сил сдерживая натиск внутреннего компьютера, который пытался вогнать в меня гигантский файл под заглавием «Младший брат», содержащий в себе исчерпывающую информацию с того утра, как Ёшио родился, и до нашей с ним поездки на Сайпан. От напряжения у меня закололо в висках.
– Я вдруг увидел… Ну… Как будто в нашем доме две Сакуми – старая и новая, а потом они сливаются в одну тебя, понимаешь?
Мне хотелось сказать ему, что все это чушь. Что нет «старых» и «новых» людей, что никто ни с кем не сливается и что он просто маленький нахал, слишком много читающий научной фантастики и слишком часто играющий в компьютерные игры. Но я сдержалась. Я вдруг поняла, что он-то как раз вполне адекватно формулирует то, что со мной происходит, поскольку чувствует это самым непосредственным образом. Напрямую.
По его глазам я догадалась, что он знает, что я сейчас переживаю…
Будь на моем месте кто-нибудь другой, бог знает, чем бы закончились для этого человека подобные переживания – вид бесконечно развертывающейся вереницы зеркал, отражающих все и вся, этот умопомрачительный хоровод образов: пугающие намеки на силы и возможности человеческой памяти. Но мне нравилась эта феерия, и если бы это было возможно, то я бы хотела запомнить, сохранить это фантастическое зрелище в своем сердце.
Если вдуматься, то наша душа – это механизм, обладающий функцией сортировки. Компьютер, который может выбирать чувства с точки зрения их уместности и удобства. И это вовсе не метафора. Вполне возможно, что если человек будет настроен на позитив, то со временем он научится думать только о хорошем – изменится его поведение, выражение лица и так далее и тому подобное. И соответственно, если параллельно отключить функцию восприятия негатива – то, скорее всего, можно будет добиться еще большего успеха, переосмыслить прошлое и совершить над собой массу «исправительных» операций, которые всем хороши, если не считать того, что они механистичны до идиотизма и противоестественно честны. Наверное, поэтому никто и не ставит над собой таких экспериментов.
По крайней мере, мне этот вариант не подходит
Я родилась не для этого.
В своей жизни я хочу успеть пережить как можно больше. Хочу чувствовать веселье, и страх, и ненависть, и желание убивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123