Пока я вновь рассеянно обдумывала ответ на вопрос, который сама же и задавала себе, вернулся Юити.
— С возвращением, — сказала я. Ему ничего не было известно, и он ни в чем не был виноват, но почему-то посмотреть ему в глаза я не могла.
— Юити, мне послезавтра нужно будет по работе уехать в Идзу. Я оставила квартиру в полном беспорядке, перед отъездом хочу всё убрать, поэтому сегодня я пойду домой. А, остался карри, если хочешь, поешь.
— Да? Вот как? Хорошо, я подвезу тебя, — улыбнулся Юити.
Автомобиль мчится. Мимо пролетают улицы. Через пять минут мы подъедем к моему дому.
— Юити, — сказала я.
— Да? — отозвался Юити, не отрываясь от руля.
— Знаешь, давай чаю… съездим чаю попьем.
— А я думал, тебе не терпится поскорее вещи собрать. Я-то совсем даже не против.
— Нет, мне чего-то так чаю захотелось попить.
— Давай съездим. Куда поедем?
— Нуу, давай… Давай в чайную, которая над салоном красоты.
— Она в самом конце улицы, далеко добираться.
— А мне кажется, там хорошо.
— Ну, давай туда.
Он был очень добр, хотя и не понимал, что со мной происходит. Он видел, что я грущу, поэтому, казалось, если сказать ему: поехали прямо сейчас в Арабские Эмираты любоваться луной, он согласится.
В этом маленьком кафе на втором этаже было очень тихо и светло. Нас окружали белые стены, помещение хорошо отапливалось. Мы сели друг напротив друга за самый дальний столик. Больше посетителей не было, негромко играла музыка из кинофильмов.
— Юити, а вообще-то, мы с тобой первый раз вдвоем в кафе пришли, да? Так странно, — сказала я.
— Неужели? — Юити сделал круглые глаза. Он пил вонючий «Эрл Грэй», который я терпеть не могла. Так и вспоминаю, как по ночам в квартире Танабэ распространялся этот мыльный запах. В тихой ночи я смотрела телевизор, включенный на небольшой громкости, а Юити выходил из комнаты и заваривал чай.
Среди потока безумно расплывчатых отрезков времени и настроений, в пяти органах чувств запечатлеваются разные моменты прошлого. Что-то не особенно важное, то, чего никогда больше не будет, вот так вот вдруг всплывает в памяти в зимнем кафе.
— Я очень хорошо помню, как мы всегда с тобой распивали чаи, поэтому я и подумал: разве может такое быть, но ведь на самом деле…
— Видишь? Правда странно? — засмеялась я.
— Как-то до меня ничего не доходит, — сказал Юити, смотря тяжелым взглядом на свет настольной лампы. — Наверное, я очень устал.
— Конечно, ничего удивительного, — сказала я, немного испугавшись.
— Ты тоже была усталой, когда умерла твоя бабушка. Сейчас я хорошо это помню. Смотрим телик, спросишь: что они имели в виду?, поглядишь на тебя, а ты в прострации сидишь на диване и думаешь ни о чем. Помнишь, ты часто сидела с отсутствующим лицом? Сейчас я это хорошо понимаю.
— Юити, мне, — сказала я, — очень приятно, что ты держишься молодцом — можешь вот так, спокойно говорить со мной. Это, наверное, даже близко к тому, что я горжусь тобой.
— Что это ты такое говоришь? Как будто с английского переводишь, — засмеялся Юити. Его освещал свет лампы, а плечи в темно-синем свитере подрагивали.
— Да, если я… могу что-нибудь сделать для тебя, скажи, — собиралась сказать я, но передумала. Мне хотелось, чтобы воспоминания о том, как мы пили горячий, вкусный чай, сидя друг напротив друга в этом очень светлом и теплом месте, хотя бы немного помогли ему.
Слова всегда слишком прямолинейны, они убивают всю важность такого слабого свечения, как сейчас.
Когда мы вышли на улицу, наступил чистый, синий вечер. Похолодало — того и гляди закоченеешь.
Когда едешь с ним на машине, он всегда сначала открывает мне дверь, ждет, когда я сяду в автомобиль, и только после этого сам садится за руль.
Когда машина тронулась, я сказала:
— В последнее время мало мужчин, которые открывают женщинам дверь автомобиля. А вообще-то это стильно, наверное.
— Меня Эрико так воспитала, — засмеялся Юити. — Если ей дверь не откроешь, то она сердится и на за что в машину не садится.
— А сама-то мужчина, — я тоже засмеялась.
— Ага, сама-то мужчина.
Хлоп.
Повисло молчание, как будто закрылся занавес.
В городе — вечер. Мы стоим на светофоре, сквозь лобовое стекло видны идущие пешеходы: клерки, сотрудницы компаний, молодежь, старики — все они светятся, все красивые. Под покровом тихого, холодного вечера, укутавшись в свитера и пальто, они все спешат куда-то в тепло.
…А интересно, Юити также открывал дверь той свирепой девице, — вдруг подумала я, и неожиданно, не пойму отчего, мне стал тесен ремень безопасности. О-о, так вот, что такое ревность, — поняла я и испугалась. Так ребенок начинает узнавать, что такое боль. Мы потеряли Эрико и, паря в этом мрачном пространстве, не прекращая бега по световой реке, пытались добраться до одной вершины. Я понимаю. Понимаю по цвету воздуха, по форме луны, по черноте отмеряющего время вечернего неба. Тоскливо светятся здания, фонари.
Машина остановилась перед моим домом.
— Ну, пока. Буду ждать от тебя подарков, — сказал Юити. Сейчас он один вернется в ту квартиру. Наверное, сразу начнет поливать цветы.
— Что ж, привезу тебе пирог с угрем, что ли, — улыбнувшись, сказала я. Свет от фонаря слегка освещал профиль Юити.
— Пирог с угрем? Да его в киосках на Токийском вокзале продают.
— Ну, тогда… Чай, наверное.
— Не-ет. А может, маринованный васаби?
— Что? В этом я не сильна. А он вообще вкусный?
— Да я тоже кроме кадзуноко ничего не люблю.
— Ну, тогда я ее и куплю, — засмеялась я и открыла дверь машины.
В теплое пространство резко ворвался холодный ветер.
— Холодно! — закричала я. — Юити, холодно, холодно, холодно, холодно, — Я крепко схватила Юити за руку и прижалась к нему лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16