Дхар полагал, что именно американцы используют слово «ужин» таким образом, как если бы оно относилось к принятию пищи поздно вечером. Для Фарука английское «саппэр» могло обозначать понятие «ужин».
— Ты вышел из своего кинообраза, когда говорил на безупречном английском с совершенно незнакомым человеком, — укоризненно промолвил доктор.
— Мне кажется, я знаю полицейских. Они готовы говорить друг с другом, но одинаково не любят представителей прессы.
— О, Дхар, я совсем выпустил из вида твое блестящее знание полицейского дела, — съязвил Фарук, однако Инспектор Дхар уже вошел в свою роль и не отозвался на его колкость. Доктор тут же пожалел о своих словах. Ведь он приготовился сказать совсем другое, вроде того: «О, дорогой мальчик, ты мог бы и не оказаться героем этой истории! » — Теперь напрашивалось другое предложение: «Дорогой мальчик, в мире есть люди, которые тебя любят. Например, я. Никогда не забывай об этом». Однако Дхар услышал совершенно иной, третий вариант: — Как приглашенный председатель комитета по приему новых членов клуба, я должен сделать сообщение о существовании угрозы для жизни других членов клуба. Мы будем голосовать по этому вопросу, однако я уверен, что примем решение оповестить обо всем остальных членов клуба, — сказал Дарувалла.
— Конечно, они должны быть в курсе дела, а мне нельзя больше оставаться членом клуба, — отозвался Инспектор Дхар.
Невероятно, но вымогатель и убийца покусился на святая святых клуба Дакуорт — его престижную закрытость, на уединение, когда казалось, что живя в Бомбее, члены клуба пребывают на другой территории. Доктор не мог смириться с таким нарушением традиций.
— Дорогой мальчик, что ты станешь делать? Ответ актера поразил Даруваллу, как удар грома, хотя он не только слышал такие слова в каждой серии киноэпопеи о полицейском инспекторе, но и ввел их в сценарий.
— Что я буду делать? Найду виновника и арестую его! — воскликнул Дхар.
— Не говори со мной так, будто ты на съемочной площадке. Сейчас ты не снимаешься в кино, — воспротивился Дарувалла.
— Я всегда в кино: родился в кино, переходил из фильма в фильм, не так ли? — взорвался Дхар.
Доктор и его жена единственные в Бомбее знали все, что касалось биографии актера, поэтому Дарувалле пришлось молча снести укол. Он думал о том, насколько достойны жалости те люди, которые чувствуют себя чужими даже в привычном окружении, которые являются иностранцами или имеют необычную точку зрения, делающую их иностранцами даже когда они проживают на родине. Конечно, Фарук знал, что часть общества предпочитает изолировать подобных людей. Однако человек, добровольно выбравший одиночество, не чувствует того, что чувствует тот, кого общество сделало изгоем. Доктор Дарувалла был в этом абсолютно уверен. Он только не знал, о ком в этом случае думает, об актере Дхаре или о самом себе.
Внезапно доктор обнаружил, что остался за столиком один. Дхар исчез так же незаметно, как и появился. Отблеск от серебряного подноса мистера Сетны, ослепивший Фарука, напомнил ему о какой-то блестящей штучке, которую держала в клюве ворона.
Пожилого официанта привлекло выражение лица Даруваллы — ему показалось, что доктор хочет сделать заказ.
— Принесите, пожалуйста, пива «Кингфишер», — сказал доктор.
Доктор размышляет
Вечернее солнце производило свои изменения в Дамском саду. Дарувалла мрачно наблюдал, как цветы бугенвиллей из ярко-красных становились зловеще-красными. Разумеется, здесь сказывалась игра воображения создателя фильмов об Инспекторе Дхаре. На самом деле цветы оставались такими же красными и белыми, какими они были днем.
Мистера Сетну все более беспокоило состояние доктора, поскольку тот даже не притронулся к заказанному пиву.
— Может, что-то не в порядке? — спросил пожилой официант, указывая на бокал с пивом.
— Нет, нет. Пиво прекрасное! — В доказательство доктор сделал глоток, принесший ему небольшое облегчение.
— Знаю, знаю. Прошлого не вернуть. Сейчас все не так, как было тогда, — пробормотал старик с таким видом, будто знал, что тревожило Даруваллу. Мистер Сетна всегда улавливал направление мыслей, угнетавших его клиентов.
Доктор, которого раздражали пресные откровения мистера Сетны, бывшие его любимым занятием, подумал, что сейчас старый дурак скажет, что сын не похож на отца Даруваллу. Действительно, Сетна приготовился к этому глубокомысленному умозаключению, когда из обеденного зала донесся какой-то неприятный звук, словно кто-то колотил костяшками пальцев по столу.
Сетна тут же отправился в обеденный зал на разведку, однако доктор, даже не поднимаясь из кресла, догадался о причине шума. Это скрипел и стучал потолочный вентилятор, на который приземлялась ворона, использовавшая его для опорожнения желудка. Возможно, при этом перекосилась лопасть вентилятора или отвинтилась гайка, или сместился со своей позиции один из подшипников, или требовалось смазать подвеску. Звук был такой, будто в вентилятор попал посторонний предмет, из-за чего при вращении он скрипел и визжал. С каждым новым оборотом раздавался резкий щелчок, будто механизм его грозил окончательно остановиться.
Мистер Сетна глупо уставился вверх, вероятно, забыв происшествие с вороной. Доктор уже внутренне приготовился, чтобы вмешаться в решение проблемы, когда неприятный звук внезапно прекратился. Вентилятор получил свободу и забегал, как и прежде.
Пожилой официант начал озираться по сторонам, не совсем понимая, как он оказался в этой точке обеденного зала. Затем взгляд мистера Сетны упал на ту часть Дамского зала, где все еще сидел Фарук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41