И тут, судя по всему, солдату приснился еще один кошмар, похуже прежнего. Он резким движением сбросил одеяло — в свете ванной Джек увидел его голую задницу, — а мама, наверное, слишком сильно его обняла, потому что он громко застонал. Тут мама открыла глаза и увидела Джека — вот он, стоит у изножья, еще один маленький солдат, на часах. Алиса сначала не узнала сына — видимо, помешала форма.
Она завопила; для Джека это было большой неожиданностью, как и для маленького солдата. Он обернулся, увидел Джека в форме и тоже завопил — голос был точь-в-точь как у маленького мальчика! И тут Джеку стало так страшно, — еще бы, у всех сразу такой ужасный кошмар, — что он тоже завопил. Он даже намочил штаны от страха — не свои, а самого маленького солдата.
— Джеки! — воскликнула мама, придя в себя.
— Мне приснилось, что я утонул во рву, — начал Джек. — Там были мертвые солдаты, из прошлого, на дне вместе со мной. И ты там тоже был, — сказал он самому маленькому солдату.
Впрочем, тот уже не казался ему таким уж маленьким. У него оказался такой большой пенис, что Джек раскрыл глаза; в длину тот был не меньше, чем половина ствола винтовки, с помощью которой солдат вытянул его на лед. А еще интереснее, что пенис стоял почти вертикально, под небольшим углом, точь-в-точь как винтовка, когда берут на караул.
— Так, тебе лучше уйти, — сказала Алиса самому маленькому солдату.
Как и полагается солдату, он не стал обсуждать приказ и строевым шагом отправился в ванную, а закончив там свои дела, вернулся в Алисину спальню одеться. Джек тем временем снял форму, аккуратно сложил ее на стуле и заполз к маме под одеяло.
Вместе они смотрели, как одевается самый маленький солдат. Джеку было очень стыдно, что он написал в штаны своему спасителю; от Джека не укрылся момент, когда последний это обнаружил. На лице солдата отобразилась неуверенность и отвращение — а вовсе не беспокойство и страх за его жизнь, которые Джек видел на его лице, когда тот полз к нему по тонкому льду в нижнем белье.
Но все же он был солдат и глянул на Джека с пониманием и даже с уважением, словно бы написать в штаны — то самое, что по уставу полагается совершить в такой ситуации. Перед тем как покинуть их, он сделал то, что хотел сделать Джек, — отдал ему с мамой честь по всем правилам.
Джек, хотя и видел его совершенно обнаженным, не заметил на его теле ни татуировок, ни бинтов. Вместо того, чтобы заснуть, — Джек боялся, что если заснет, то снова попадет на дно Кастельгравен, — он задал маме волнующий вопрос:
— А ты сделала ему бесплатную татуировку? Я не увидел у него на теле ничего.
— Я... конечно, я сделала ее, — неуверенно, не сразу сказала мама. — Ты просто не заметил.
— А что ты вывела на нем?
— Ммм... маленького солдата, — снова неуверенно и не сразу ответила мама. — Совсем маленького, еще меньше его самого.
Джек теперь не думал, что солдат такой уж маленький — разве можно быть маленьким с таким пенисом, длиной в полвинтовки, — но сказал только:
— А куда ты ее нанесла?
— На левую икру, — ответила мама.
Джек подумал, что, должно быть, всему виной неверный свет из ванной — ведь он точно помнил, что внимательно смотрел на икры солдата и ничего там не увидел. Но Джек решил, что действительно просто не заметил татуировку, как сказала мама.
Джек заснул у нее в объятиях, как обычно после кошмаров, — и вовсе не в такой неудобной позе, в какой с ней под одеялом лежал самый маленький солдат.
На этом и кончился их визит в Копенгаген; в следующий раз Джек попал туда лишь через тридцать с лишним лет. Но все это время он не забывал ни Татуоле, ни Бабника Мадсена, ни их доброту по отношению к нему и к маме. Не забыл он и покрытый тонким льдом ров Кастельгравен, где чуть было не встретил свой конец, и самого маленького солдата, который спас его — и тем самым спас его маму.
Конечно, Джек так и не понял, что на самом деле произошло. Копенгаген стал своего рода шаблоном, дальше все шло так же, как было там, — но Джек пропустил все мимо ушей. Ему столько всего еще предстояло понять, особенно те вещи, про которые мама не хотела говорить с ним, — среди них было и значение словосочетания "делать бесплатную татуировку", и многое-многое другое.
Продолжал ему сниться и тот же кошмар, всегда один и тот же. Он уже утонул, борьба за жизнь осталась в прошлом, его окружал только вечный холод. Эту вечность Джек делил со всеми солдатами, погибшими в Европе за долгие столетия ее истории. Один из них особенно бросался ему в глаза — тот самый маленький солдат; но причиной тому был не пенис противоестественной величины, а то, с какой стоической обреченностью солдат отдавал ему честь.
Глава 3. Шведский бухгалтер
Однажды, став постарше, Джек спросил маму, почему папа не поехал в Англию, почему они не стали его там искать. В Англии ведь тоже полным-полно женщин и органов — да и тату-салонов хоть отбавляй. Алиса ответила, что в Уильяме было слишком много шотландского, чтобы отправиться в Англию. Он ненавидел англичан, сказала она, и даже за женщиной не поехал бы туда, не говоря уж об органе или татуировке. Меж тем сколько же шотландского на самом деле было в Уильяме Бернсе, если он отказался от имени Каллум?
В Копенгагене Алиса и Джек сели на паром в Мальме, а оттуда поездом добрались до Стокгольма. Наступил новый, 1970 год, стоял январь, в это время в Швеции световой день короток. Судя по всему, Уильям ушел в подполье вскоре после своего прибытия, а до открытия первого легального салона Дока Фореста оставалось еще целых два года. Поэтому найти его было не легче, чем самого Уильяма.
Первым делом Алиса и Джек направились в церковь Ядвиги Элеоноры с ее высоченным золоченым куполом и заснеженными могилами во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48